— Важные господа, ученые…
— Как они одеты-то?
— Ну как тебе объяснить, ежели ты не видела. Одёжа мягкая, гладкая. На тебе такая одёжа враз сгорит.
— Стало быть, у этих людей и телеса-то иные?
— Телес их я не видела…
На улице показалась Вагрила, и Мария умолкла.
Вагрила шла, задумчиво опустив голову, и женщины у ворот переглянулись, и снова обратили на нее сочувственные взгляды.
— Куда это ты так рано направилась? — спросила Гергювица. Вагрила, словно очнувшись, подняла голову, и недоуменно посмотрела на женщин.
— Куда это ты так рано? — повторила Гергювица.
— В лавку, соли купить…
— Вот как. А мы с Марией разговорились. Ведь у нее гости. Один из них судья. Так ведь, Мария?
— Судья, судья.
— А вот и он сам, — Мария посторонилась. Вагрила украдкой оглядела вышедшего во двор судью, и навсегда запомнила его продолговатое, белое лицо.
— Судья, — повторила Вагрила и ей стало неприятно, что только это осталось у нее в голове. Смущенная взглядами обеих женщин, она быстро пошла по улице.
— Горемычная, — промолвила Гергювица Враниловска.
— Всегда она все близко к сердцу принимает…
Вагрила купила соли и сразу же вернулась домой.
— Завтра наш черед овец пасти, — сказал дед Габю.
— Я не могу, — ответила Вагрила.
Караколювец понял в чем дело и уступил ради внука. С тех пор, как Герган «сбился с пути», он полюбил его еще больше.
Караколювец перекинул торбу через плечо, подождал на улице, пока не соберется все стадо, и погнал его на луга. Он чувствовал себя неловко, оттого, что пришлось ему пасти овец. Да и не с кем словом перемолвиться. Спустя некоторое время, он увидел двух людей, идущих по тропке через луг. По походке он быстро определил, что прохожие молоды, а по одежде, что не здешние.
— Шагай, шагай! — погнал Караколювец стадо поближе к тропе. «Погляжу на них, может, побеседуем, — подумал он.
— Добрый день, дед, — еще издали крикнул один из прохожих.
— Дай тебе бог здоровья, — сощурил дед глаза. «Городские», — определил он.
— Пасешь, овец-то, дед, пасешь?
— Дело простое. Большой науки не требуется.
— Это верно.
— Каждый человек все на что-нибудь да годен. Один умеет делать то, чего другой не умеет. Я в твоем деле не мастер, а ты за мое не возьмешься, — весело засмеялся старик. Потом спросил: — А ты где служишь?
— Людскими делами занимаюсь. Судья я, дед, — почти крикнул тот, как будто Караколювец был туговат на ухо.
— Слышу. Дай доскажу свою думку, да только другого боку. Мое занятие не для тебя, как и твое не по мне, да есть таки сходное в них. Скажем: стану я судить, буду правды допытываться, а ты станешь овец пасти — траву выбирать, где лучше. Какая б ни была у человека работа, он на земле живет, не на небе. У птиц другое дело. Скажешь, летит и человек на аэроплане! Но это не то: птичка летит на своих крыльях, а человек на чужих.
— Но сделанных руками человека, дед, — заметил судья.
— Так-то оно так, но ведь ежели меня спросить, это ведь не мастерство — машина-то. Где это видано, чтоб откормить животное, которое в десять раз больше обычного работы делало. Ведь это и есть машина…
— Заговорились, видишь куда ушел мой приятель, — прервал рассуждения Караколювца судья.
— А, кто он такой? — полюбопытствовал дед Габю. Он поглядел из-под ладони на человека, который что-то выкапывал из земли и клал в баночки.
— Профессор, ученый человек.
— В чем же его наука, сломанное ли починять, людей ли лечить или дома строить?
— Да нет. Он жизнь изучает, дедушка, — опять слишком громко ответил судья.
— А что ее жизнь изучать? Она сама собой идет.
— Таково уж его профессорское занятие.
— Он что семейный, дети есть у него? Сколько ему лет?
— Да лет-то ему немало. Пожалуй, поздно уж ему жениться.
— А-а, — протянул дед Габю, — где ему жизнь, как ты говоришь, изучать, и какое он понятие о жизни имеет, ежели детей у него нет. Ты погляди, все в мире плодится, умножается, не хочет оставаться в одиночестве. Чудное дело. — И Караколювец потерял интерес к разговору. — Ну, пойду! Заболтались, вон оно куда ушло стадо-то.
Баран увидел деда Габю и замотал головой, звеня колокольцем.
Здравко томился, часто поглядывал в просвет занавески, когда же, наконец, стемнеет. В углу лежал приготовленный рюкзак. Через час должен был прийти Георгий. Тихие шаги нарушили тишину, вошел Георгий. Здравко понял — что-то случилось, если Георгий решился придти засветло, и вопросительно взглянул на него.