Пожилая македонка молча ввела его в горницу, стала в дверях, будто опасалась, что он убежит.
— И что ж ты, парень, будешь делать?
— Партизанить!
— Усы у тебя еще не выросли.
Герган тронул щеку. Верно, лучше бы было, если б выросла борода, но что поделаешь.
— Необходимо свергнуть фашистскую диктатуру и освободить народ… — будто декламировал он, ожидая хотя бы молчаливого одобрения связной. Она отошла от двери и тяжело вздохнула. Герган недовольно сжал губы. «Непросвещенная женщина. Разве она не понимает, что человек готов пойти в огонь за свои идеи».
— Одень-ка этот полушубок, — сказала связная.
Герган невольно взглянул на нее.
— Шинельку свою сбрось. Ведь ты власть собираешься свергать.
Герган одел полушубок и встал по стойке смирно. Нельзя было в этот желанный миг стоять расхлябанно. Старуха отворила дверь и пропустила юношу вперед. На улице его охватила звездная стужа. Но душа пылала, и он не чувствовал холода. Взгляд его блуждал по непроторенным дорогам, среди звезд. Он не ощущал под ногами промерзшую дорогу, глаза не видели утонувших в синем мраке домов, и тех редких огоньков, которые заставляли шедшую рядом женщину напряженно отмечать каждую мелочь.
Она вела его темными переулками… В доме, куда она привела Гергана, его ждал Здравко. Связная молча вышла.
Заря уже посеребрила окна, а Герган так и не уснул. Он пошевелился, собираясь повернуться набок, но, спохватившись, замер — боялся разбудить своего товарища, который продолжал спать.
Немного погодя Здравко проснулся, откинул одеяло и прижался лицом к окну. Герган затаил дыхание. Кто знает, какие мысли волнуют сейчас Здравко. Тот повернулся, и Герган увидел, как по его бледным губам пробежала довольная улыбка.
— Если нас здесь найдут… — заговорил Здравко, спустив ноги с кровати. — Я буду стрелять, ведь у нас только один пистолет, а ты беги.
— Ладно, — согласился Герган и подумал: «Они, конечно, станут ломиться в дверь, а я сразу выпрыгну в окно». Но ему и в голову не пришло проверить как оно высоко и что там, во дворе под ним.
Спустя некоторое время, в комнату вошла ятачка[10]. Увидев Гергана, она оторопело уставилась на него.
— Ох, до чего мал парнишка-то! Зачем ты его привел? — И положив на стол сало и хлеб, она быстро вышла.
Здравко резал сало и хлеб, с удовольствием ел.
Гергану хотелось сейчас во всем ему подражать, и он заставил себя съесть кусок хлеба с салом.
— Привыкнешь! — сказал ему Здравко, вспомнив о своих первых днях в партизанском отряде.
Герган смущенно улыбнулся и, покраснев, сказал:
— Привыкну!
Потом он обо всем рассказал Здравко: и о вечеринке, и о деньгах, которые собрали для РМС.
— Деньги я захватил с собой!
— Это хорошо.
— Передать их нужно. — Герган расстегнул куртку и, вынув деньги, положил их на стол.
— Сколько здесь?
— Я не считал. Все тут.
— Хорошо. — Здравко пересчитал деньги и записал сумму в маленьком блокноте.
Под вечер в комнату снова вошла ятачка, озабоченно поглядела на Гергана.
— Очень уж мал парнишка! Зачем вы его…
Здравко встал, хотел ей что-то объяснить, успокоить, но она и слушать его не хотела.
— Если бы видела его вчера вечером, не пустила бы! Хотите погубить меня? Дитя он еще, ежели попадется, все выложит.
— Погоди…
— И как стемнеет, пойдете по другой улице… чтоб дом не запомнил!..
Герган вспыхнул и смотрел не мигая, пока женщина не вышла.
Здравко тяжело вздохнул, расправил плечи.
— Ничего не поделаешь! Вечером уйдем.
— А если начну бриться, быстро вырастет борода?
Здравко не ответил.
«Одни неприятности от меня товарищам», — укорил себя Герган.
Настал вечер. Здравко и Герган, притаившись за темным плетнем, ждали, когда на улице затихнут чьи-то шаги.
Ятачка стиснула руку Гергана, вглядываясь в его лицо и шепнула:
— Мал ты еще, вот почему я так…
— До свидания, — кивнул Здравко.
— Теплые носки-то хоть есть? — ятачка посмотрела на ноги Гергана и сунула ему в руки пару. — Мужнины.
Снег скрипел под ногами, и шаги звонко отдавались в тишине улицы. Женщина подождала, когда они скроются из виду, и вернулась. На нее пахнуло приятным теплом кухни, и она снова подумала о парнишке, которого она обидела своим недоверием.