«Иванка! — кричу жене — Идут! Дитя береги!» А она как завопит: «Погубил ты нас, погубил!». Я и махнул через реку и полез по круче. А полицейские палят по мне. Ну, думаю, ежели попадут, свалюсь в реку. Некому особенно по мне горевать. А после добрался до верха и в лес, к защитнику нашему, как вы его называете, по Ботеву[12]. И вот я здесь.
Непрестанно моросил дождь. Низина, в которой находилось село, затянулась холодной, сырой мглой. Здравко, время от времени, давился кашлем, закусывая рукав куртки.
— Плохой у него кашель, — шепнул Георгию Стоян Влаев.
— В этой сырости и камень простудится, — мрачно ответил тот, — а мы должны стать тверже камня.
Смеркалось. На деревья опускалась влажная темнота. Партизаны подняли мокрые пустые рюкзаки и двинулись на соединение с другими группами околии[13], чтобы образовать один отряд.
Среди деревьев носился легкий ароматный запах молодой зелени. Тропа вышла из леса, и отряд двинулся по оголенному кряжу. Вершины тянулись к небу, мягкая синева которого вместе со звездами, казалось, разговаривала с ними, и они невольно подняли к нему головы. Из-за горизонта, как молодой росток, показалась луна, и скоро по всей небесной шири брызнула золотистая пыль. Она разорвала темноту ночи, и вершины засияли.
Командиру хотелось приказать идти быстрее, чтобы миновать, наконец, этот голый хребет, где их могла поджидать засада, но жаль ему было нарушать тихую задумчивость товарищей. И все-таки он крикнул:
— Шире шаг!
Бойцы сторожевого охранения пристально вглядывались в темноту.
Колонна растянулась по поляне. Песня леса постепенно затихала. И стараясь задержать эти звуки в своей душе Владо Камберов замедлил шаги. Луна уже поднялась, ветерок усилился, и Владо, покоренный, зачарованный красотой ночи, не смог удержать рвущуюся из груди песню:
— Кто это поет? — обернулся Георгий Ваклинов и остановился, пропуская мимо себя вереницу людей.
Владо Камберов умолк и, поравнявшись с ним, сказал:
— Я, товарищ командир!
— Ты не со вчерашнего дня в партизанах, а ведешь себя, как мальчишка!
— Забылся, товарищ командир!
Георгий сжал губы, и на его бледных скулах вздулись желваки, но ничего не сказал и быстрым шагом направился к голове колонны.
Рано утром отряд встал на базу. Георгий пошел осматривать место, прикидывая, откуда может появиться враг, как расположить отряд, занять удобную позицию. На опушке леса его догнал Владо Камберов.
— Товарищ командир, разрешите первым заступить на пост?
— Вину загладить хочешь!
Солнце начало припекать. Артельщик долго возился и наконец разделил несколько караваев хлеба на восемьдесят порций.
Владо Камберов с удовольствием жевал хлеб, молчаливо улыбался. Он даже не заметил, как к нему подсел Георгий.
— И я люблю Ботева… «Хаджи Димитр», «Моя молитва», «На прощание», «Борьба»… знаю их наизусть. И статьи даже… И когда мне трудно или, знаешь, — все мы люди, — колебание закрадется в сердце, Ботева вспоминаю… для храбрости, для бодрости. Стихи его — не только мысль и чувство, а, как тебе сказать… они, как пища, которой время от времени питаю свою душу… А видишь, что получилось? Лучшей его песней ты нарушил дисциплину во время похода. Трудно мне было тебя прервать, когда и самому хотелось во все горло запеть. Да нельзя. Надо было соблюдать тишину. Порой даже самому твердому человеку бывает нелегко подчинять свои интересы общим интересам. Надо научиться держать себя в руках, не поддаваться чувствам… Ты должен понять меня. Если тебе когда-нибудь придется вести людей, быть ответственным за их жизнь, поймешь, что это так…
Что мог возразить Владо?
Поздним вечером Владо и Дончо вышли на задание в Крушево. Дончо были знакомы эти места и он шел впереди. Скоро лес кончился, и тропинка побежала по освещенной луной долине.
— Опасное место. Не нарваться бы на засаду, — прошептал Дончо.
Взяли ружья на изготовку и тихо двинулись по тропе. Но как только они вышли из тени леса, впереди блеснули огоньки и прогремели выстрелы. Они бросились на землю, и тяжелое эхо их ответных выстрелов прокатилось в тишине леса. Прозвучала автоматная очередь.
— Назад! — закричал Владо и пополз обратно к лесу. Он напряженно всматривался в ту сторону, где в темноте вспыхивали и гасли огоньки выстрелов. Оглянувшись, он увидел, что Дончо лежит неподвижно. «Убит!» — мелькнуло у него в голове, и он пополз назад.
12