— Ты о нас не беспокойся, — сказала она. — Делай свое дело. Мы тут как-нибудь справимся. Себя береги!
Она вернулась в комнату и подошла к окну. Долго смотрела на пустынную улицу, прислушивалась к спокойному дыханию ребенка.
На следующую ночь, незадолго до рассвета, они вышли к родному селу Гергана. Было тихо. Оглянувшись по сторонам, Герган предложил:
— Пойдем лугом.
— Зачем? — спросил Владо, хотя и догадывался, какие чувства волнуют сейчас его товарища.
— Сократим дорогу.
Владо усмехнулся про себя, понимая, что Герган хочет пройти поближе к своему дому и сам сказал:
— Может, заглянем к вам? Как думаешь, не опасно ли это?
— Нет, — уверенно ответил Герган.
Он повел товарища задами. Остановился только тогда, когда из темноты выплыли очертания родного дома. Пригибаясь пошли через двор. Собака тявкнула, но тут же умолкла, узнав Гергана, завиляла хвостом. Один за другим, они, как тени, скользнули в кухню.
Вагрила как-то равнодушно поглядела на них и сказала:
— Садитесь!
Или уже чужим стал Герган, что мать встречает его, как гостя?
— А, это ты? — узнала она Владо и протянула ему руку. — Сказала тогда, что и ты опозорил свой дом, ну уж не взыщи.
Владо только улыбнулся в ответ.
Бабушка Габювица наклонилась, раздувая огонь в очаге.
— Мама, не холодно! — заметила Вагрила.
Окна засеребрились. Необычный в эту пору шум поднялся над селом. С улицы донеслась громкая брань. Вагрила вышла во двор и скоро вернулась.
— Облава!
Владо и Герган вскочили, схватив ружья. Уже совсем рассвело.
— Идите за мной, — сказала Вагрила и пошла вперед, не оглядываясь. Они поднялись за ней на чердак.
— Спрячьтесь в корзинах! — сказала она. Потом прошла через кухню в комнату, открыла сундук с приданым. Нащупав маленький пакетик, она облегченно вздохнула, словно нашла что-то очень важное, и снова поднялась на чердак.
— Герган! — позвала она.
— На, возьми… вот это. — И сунула в его протянутую руку маленький белый пакетик. Герган взглянул на него и в его удивленно раскрытых глазах застыл вопрос.
— Ежели случится что, чтобы другим матерям не плакать!
«Яд!» — догадался Герган. Он понял, что хотела сказать мать — мертвый, он не выдаст своих товарищей.
Вагрила ступила на земляной пол, ноги ее подкосились, она села, вся сотрясаясь в беззвучном плаче.
— Пошла прочь, пошла прочь! — донеслись до нее чужие голоса.
Во дворе дед Габю сдерживал собаку, и всякий раз, как она начинала лаять, испуганно поглядывал на полицейских, которые уже направлялись к кухне. Сняв шапку, он забежал вперед и открыл им дверь.
— Сноха, сноха! — позвал он Вагрилу.
— С вами мы давно знакомы, — подошел к ней Митю Христов.
— А, это ты? Добро пожаловать!
Митю Христов пододвинул стул и без приглашения сел. Вошедший с ним полицейский встал в дверях.
— Пришли с обыском.
— Делайте, что хотите!
Дед Габю принес еще один стул и поставил его перед другим полицейским, все еще держа шапку в руках.
— Садись и ты, дед Габю! — повеселев, пригласил его Митю Христов.
— Да, я и так все сижу, — словно извиняясь за что-то покачал головой Караколювец.
Для Митю Христова облава явилась удобным случаем показать себя. Ведь кто Караколювцы, а кто он? А сейчас дед Габю шапку перед ним снял.
— Давненько я не был в селе, — заговорил он. — Надень шапку-то, дед Габю!
Караколювец нерешительно глянул на другого полицейского.
— Надень, коли говорят! — сказал тот. Это был Венко.
— И он был раньше с ними, — представил его Митю Христов.
— Умом-разумом пораскинул и нашел свое место в жизни, — сказал Венко. — Все равно все с голоду перемрут, ведь одни листья едят.
— Не за тем сын в лес ушел, чтобы только о еде думать, — заметила Вагрила.
Митю Христов встал. Приступили к обыску. Открыли ларь, заглянули в погреб, в амбар. Потом пошли на верхний этаж.
— Идем с нами! — крикнули Вагриле. Сознавая свое бессилие предотвратить опасность, избежать ее, она не возразила. Молча пошла за ними. Открыла комнату. Митю Христов взглянул на большую кровать. «И у нас такая же», — и первый раз за все это время он подумал о своем доме.
— Господин старший! Чердак еще не смотрели, — напомнил ему Венко.
— Идите, смотрите! — равнодушно сказала Вагрила, но вся напряглась, сотрясаемая внутренней дрожью. Прошла вперед, опасаясь, что полицейские заметят ее волнение. Венко медленно поднимался за ней. Она откинула крышку люка.
— Вот, смотрите, — повторила она, отстраняясь. — У кого в эту пору чердаки-то полные?