— От нас не убежит! Везде сыщем! — ответил тот, мельком оглядев чердак, и пошел вниз.
Вагрила проводила полицейских до ворот. Войдя в кухню, она спокойно взялась за прялку, будто ничего не случилось. Но силы вдруг оставили ее, и она ничком повалилась на кровать.
Выйдя вечером на поляну, Владо и Герган присели отдохнуть.
Владо прищурился, разгадав по выражению лица товарища, какие мысли его волнуют.
— Знаешь, — заговорил он, — есть у меня один знакомый в вашем селе. Он не коммунист, но помогает нам. Это ведь я его сделал нашим ятаком. Когда кого-нибудь из наших посылают к нему, мне кажется, что идет он к кому-то из моих родных, ну, к брату, что ли. Таким близким чувствую его, дядю Трифона…
— Пошли! Далеко еще до базы, — прервал его Герган, вставая.
— Пойдем! — неохотно поднялся Владо. Какие-то мысли все не давали ему покоя, и пройдя немного, он снова повернулся к Гергану и заговорил:
— Как-то пошли мы к нему с нашим командиром. Знаешь ведь, какой у Георгия нрав. Никому поблажки не дает. Даже мне. А ведь мы с ним старые друзья. Дальше ты поймешь, к чему я это. Так вот, пошли мы, значит, с ним к дяде Трифону. Два дня маковой росинки во рту не было. Я так прямо и сказал дяде Трифону. «Что ж делать-то? — ахнула его жена. — Ведь у нас ничего нету!» «Голодными не оставим! — засуетился дядя Трифон. — Даже скотину и то грех голодной держать!» Сварили нам немного мамалыги, но не знали, видно, что мука-то была затхлая. Попробовал я, будто мне кто в рот горсть толченого перца насыпал. Невозможно есть! Кое-как проглотил ложку и больше не мог. А Георгий, знай себе, уплетает! Я молчу и удивляюсь. А он даже миску выскреб. Трифоница прибрала котелок и проводила нас в комнату, постелила нам поспать. Когда она вышла, Георгий накинулся на меня. «Научись уважать людей, — говорит. — Они из последней муки мамалыгу сварили, а ему видите ли, горько, не может есть!.. Очень уж привередливым стал! Борются за свободу народа, — говорит, — а человека уважать не научились!»
— Интересный человек, — прошептал Герган.
— И с тех пор, скажу тебе, я убедился, что самое главное — это уважать и любить людей.
Некоторое время они шагали молча. Потом Владо, словно что-то вспомнив, тронул Гергана за рукав.
— Вот, сказал я тебе, что самое главное на свете — это любить людей. Вот и твоя мать такая, любит она людей…
— Ночь уже, а мы, смотри, где еще! — прервал его сердито Герган. — Пошли скорей.
Так и не закончив разговора, они вошли в лес и скоро были в отряде.
Партизаны готовились к операции. Укладывали рюкзаки, латали обувь, чистили оружие. Только Здравко не участвовал в сборах. Он сильно сдал за последнее время. У него часто шла горлом кровь. Все понимали, что он долго не протянет.
С полей надвигался прозрачно легкий летний вечер. Отряд ждал, когда стемнеет и ярче заблестят звезды. Наконец, командир поднял руку. Партизаны гуськом двинулись вниз по склону. Спустя некоторое время, партизаны, обложили село, перерезали телефонные провода, арестовали полицейских и старосту. Барабан глашатая оповестил все село, что на площади перед общинным правлением состоится политическое собрание. Агитгруппы пошли по домам беседовать с крестьянами, звать их на собрание.
У ворот одного дома под большим орехом, белели рубашки крестьян. Владо рассказывал о борьбе Отечественного фронта, партии, о победах Красной Армии. Кончив говорить, он выжидательно оглядел крестьян. «Ежели не спросят, кто я, да что, женат ли, стало быть сочли меня чужим…» — подумал он. Возникло неловкое молчание и вдруг:
— А ты, парень, из каких будешь?
— Крестьянин, да только давно уже в город перебрался.
— Нас крестьян — больше всех!
— Детишки-то есть?
— Один.
— Дай бог ему здоровья!
— А вот ты, дядя, за какую власть, за самостоятельную сельскую власть? — поспешил переменить разговор Владо.
— Да ведь не о партиях мы сейчас речь повели, — уклончиво ответил крестьянин.
— Так, стало быть, ваша коммунистическая партия хочет сделать всех людей равными? — спросил кто-то.
— Да, мы за равенство! — гордо ответил Владо. — Скажем, принимают в партию, спросят: «Любишь людей?» «Люблю», — ответишь, но этого мало. «Готов ради них жизнь отдать?» Ежели ответишь: «Готов и умереть за них!» — только тогда тебя примут в партию.
— Не легко это, — заметил один из крестьян.
— Конечно, не легко! Потому-то и коммунистов не так много, но они ведут за собой народ. — Владо помолчал, глядя какое впечатление произвели его слова на крестьян. — А ежели обманул, — продолжал он, — или оказался слабым и ничего хорошего в жизни не можешь сделать для других, тогда, — тогда тебя, как паршивую овцу, вон! Нет тебе места в наших рядах!