Его облекли в более приятную для генеральского уха формулировку почти победной реляции: «оборона противника сломлена».
Но несколько бойцов и офицеров прорвались и на этот раз. Они и рассказали, как происходил прорыв…
«Все становилось безразличным, часто впадали а полудрему, забытье. Потому совершенно не ясно, откуда взялись силы, когда… мы начали выходить. Выходить — не то слово. Ползли, проваливаясь в болото, вылезли на сухую поляну, увидели своих танкистов — наши танки, развернув башни, били по фашистам. Но немцы простреливали эту поляну — на ней живого места не было. Одно место я даже (вспомните, что автор воспоминаний Н. Б. Вайнштейн в первых числах июня был ранен в ногу — Н. К.) перебежал. Что руководило направлением — куда бежать, — тоже не ясно, инстинкт какой-то, даже осколочное ранение в плечо показалось пустяком в этом содоме».
Еще менее удачной была судьба штабной колонны. Около двух часов ночи вся группа, согласно показаниям генерал-майора Афанасьева, попала под «артминометный заградительный огонь. Группы в дыму теряются. Одна группа во главе с Зуевым и начальником Особого отдела с отрядом автоматчиков… ушла от нас вправо. Мы с группой Власова, Виноградова, Белищева, Афанасьева и др. ушли сквозь дым разрывов влево… Пройти вперед не смогли. И мы решили идти обратно на КП 46-й стрелковой дивизии, куда вернулся и штаб 46-й дивизии. Ждали момента затишья, но, увы, с запада противник прорвал фронт и двигался к нам по просеке во взводных колоннах и кричал: «Рус, сдавайся!» Мне былоттриказано организовать оборону КП, но противник продолжал нажимать, увеличил свои силы, увеличился огонь по КП. Нужно отметить, что тов. Власов, несмотря на обстрел, продолжал стоять на месте, не применись к местности, чувствовалась какая-то растерянность или забывчивость… Заметно было потрясение чувств… Было немедленно принято решение, и Виноградов взялся за организацию отхода в тыл к противнику с выходом через фронт опять к своим…»
Почти никому из руководства 2-й Ударной не удалось выйти из окружения. Начальник Особого отдела армии А. Г. Шашков был ранен еще в ночь на 25 июня и застрелился. Комиссар Зуев погиб через несколько дней, напоровшись на немецкий патруль возле железной дороги. Начальник штаба Виноградов, который так и не узнал о присвоении ему звания генерал-майора, тоже погиб. Но сам Власов уцелел…
Сведения о нем начиная с 25 июня становятся все обрывочней, пока не прекращаются совсем.
Как явствует из рапорта, поданного на имя начальника Особого отдела НКВД Волховского фронта, заместитель начальника 00 НКВД 2-й Ударной армии капитан госбезопасности Соколов пытался 25 июня отыскать Власова, но это ему не удалось.
«Мы обнаружили шалаш, где Власов находился, но в этом шалаше была только одна сотрудница военторга по имени Зина, которая ответила, что Власов находился здесь, но ушел к командиру 382-й дивизии, а затем якобы имел намерение перейти на КП 46-й дивизии».
В 13.30, когда Соколов отыскал Зину, дорогу на КП дивизии уже перерезали немецкие автоматчики, и капитан прекратил поиски Власова.
Видел Власова начальник политотдела 46-й стрелковой дивизии майор Александр Иванович Зубов (тот самый, который несколько дней назад задержал красноармейца-людоеда).
«В 12 часов дня 25 июня, — рассказывал он, — штаб 2-й Ударной армии и штаб 46-й дивизии находились в лесу в одном месте. Командир дивизии Черный мне сообщил, что мы сейчас идем в тыл противника, но командующий Власов предупредил, чтобы не брать лишних людей и лучше стремиться остаться одним. Таким образом, нас осталось из штаба 2-й Ударной армии 28 человек и не менее было из штаба 46-й дивизии. Не имея питания, мы пошли в Замошеское болото и шли двадцать пятого и двадцать шестого. Вечером мы обнаружили убитого лося, поужинали, а утром двадцать седьмого июня начальник штаба 2-й Ударной армии, посоветовавшись с Власовым, принял решение разбиться на две группы, так как таким большим количеством ходить невозможно. В два часа дня мы раскололись на две группы и разошлись в разные стороны».
Об этом же говорил и генерал-майор Афанасьев: «Тов. Виноградов договорился с тов. Власовым, что надо разбиться на маленькие группки, которые должны сами себе избрать маршрут движения и планы своих действий. Составили списки и предложили нам двигаться. Перед уходом… стал спрашивать Власова и Виноградова, они мне сказали, что еще не приняли решения и что они пойдут после всех».
Это последнее известие об Андрее Андреевиче Власове.
Где-то после двух часов дня 27 июня 1942 года след Власова теряется вплоть до 12 июля, когда генерал был взят в плен немцами в крестьянской избе в деревне Туховичи.
Исчезновение Власова удивительно уже и потому, что, как известно из доклада штаба Волховского фронта, «для розыска Военного совета 2-й Ударной армии разведотделом фронта были высланы радиофицированные группы». Они вели поиск Власова, но никаких следов генерала не обнаружили.
То же самое касается и разрозненных групп красноармейцев, блуждавших по лесу в поисках выхода к своим. Им тоже не довелось встретиться с Власовым. Если мы добавим, что весь район активно прочесывался немцами, то исчезновение Власова становится совсем удивительным.
Вместе с тем, судя по фотографии, сделанной на станции Сиверская, где Власов, как нашкодивший школьник, стоит возле крылечка немецкого штаба, за две недели, проведенные неведомо где, он не особенно сильно исхудал. А это значит, что и забиться в непроходимую глушь, чтобы отсидеться там, Власов тоже не мог.
Разгадку этого нужно искать в самом составе группы, с которой ушел Власов. Кроме его «жены», Марии Игнатьевны Вороновой, в группе был и начальник штаба армии Виноградов. Скорее всего и ему, и Власову был известен какой-то запасной, неиспользованный КП, где имелся запас продуктов. Там и надеялись они отсидеться, чтобы потом, когда закончится прочесывание местности, еще раз попытаться перейти через линию фронта.
Другого объяснения загадочному исчезновению Власова найти невозможно.
Мария Игнатьевна Воронова на допросе в НКВД тоже обошла этот вопрос. «Примерно в июле месяце 1942 года под Новгородом немцы обнаружили нас в лесу и навязали бой, после которого Власов, я, солдат Котов и шофер Погибко вырвались в болото, перешли его и вышли к деревне. Погибко с раненым бойцом Котовым пошли в одну деревню, мы с Власовым в другую. Когда мы зашли в деревню, нас приняли за партизан. Местная «Самоохова» дом окружила и нас арестовали. Нас посадили в колхозный амбар, а на другой день немцы, предъявили Власову его портрет, вырезанный из газеты, и Власов был вынужден признаться, что он действительно генерал-лейтенант Власов. До этого он рекомендовался учителем-беженцем.
Немцы, убедившись, что они поймали генерал-лейтенанта Власова, посадили нас в машину и привезли на станцию Сиверскую в немецкий штаб. Здесь меня посадили в лагерь военнопленных, находящийся в местечке Малая Выра, а Власова через два дня увезли в Германию».
Несколько иначе, но сходно, хотя по совершенно другим источникам, описывает пленение Власова в своей книге Е. Андреева.
«12 июля 1942 года Власов был обнаружен в крестьянской избе деревни Туховичи офицером разведки немецкого 38-го корпуса капитаном фон Шверднером и переводчиком Клаусом Пельхау. До этого они нашли труп, принятый ими за тело Власова, и решили проверить, не скрывается ли в избе кто-либо. Когда Власов услышал шаги немцев, он вышел и сказал: «Не стреляйте, я — Власов». 13 июля Власова отвезли к генералу Линдеману, командующему 18-й армией, в штаб-квартиру в Сиверской… 15 июля его повезли в Летцен, туда прибыли 17-го, и там его допрашивало немецкое командование. Несколько дней спустя его перевезли в Винницу, на Украине, где был лагерь для особо важных пленников».
Свои показания Мария Игнатьевна Воронова дала 21 сентября 1945 года в Барановичах, куда вернулась из Германии. Но не только три с лишним года разделяли ее рассказ с неделями, проведенными в волховских болотах… Ведь когда Воронова, освободившись из лагеря, разыскала Власова, тот был уже женат на вдове эсэсовского офицера Хейди Биленберг, и Вороновой пришлось довольствоваться должностью прислуги.