Существуют десятки, сотни, тысячи способов, чтобы уязвить писателя. И все они, и самые грубые, и самые изощренные, были испробованы на Пикуле. Его представляли то алкоголиком — об этом даже писали в газетах, то антисемитом — это было пострашнее… Каждый раз его обходили при распределении квартир. Квартиры давали кому угодно — в Союзе писателей квартирная проблема стояла не так остро, как в городе, — только не Пикулю, который так и продолжал жить в своей мансарде.
Его обходили и с переизданиями, переносили книги из плана в план, хотя чьих еще книг так ждал тогда читатель? Пикулю отказывали даже в командировках, необходимых для работы… А бесчисленные уколы в статьях? В союзовском справочнике перепутали даже отчество Пикуля… Перечисление больших и малых несправедливостей можно вести бесконечно.
Можно было ходить, требовать, возмущаться, доказывать… Можно… Но лучше — сберечь силы для книг, которые еще предстояло написать. Пикуль выбрал второй вариант, уехал в Ригу, оставшись на учете в Ленинградской писательской организации.
Как вспоминал в своем последнем интервью Пикуль, сразу же возник вопрос об исключении его из СП СССР. «Спасибо Виктору Конецкому, который был на том собрании и сказал, что это всех вас надо исключить из Союза писателей, а не Пикуля».
Оставаться, переехав в Ригу, на учете в Ленинградской писательской организации у Пикуля были свои причины. Во-первых, как мне кажется, он не мог допустить, чтобы восторжествовали недоброжелатели. Ленинградские издательства, в которых долгие годы выходили все книги Пикуля, были тогда издательствами региональными и чужаков, неленинградцев, они просто не печатали. И понятно, что, снимись Пикуль с учета, все было бы сделано противниками Пикуля, чтобы ни одна его книга не увидела света в Ленинграде. Пикуль прекрасно понимал это. Не нужно забывать и того, что издательства и журналы еще не гонялись в 1962 году за его рукописями, и он просто и из практических соображений не мог позволить себе лишиться ленинградских издательств.
Рига вполне, казалось бы, устраивала Пикуля. Здесь у него появилась своя квартира; здесь, только номинально связанный с Союзом писателей, обретал Пикуль необходимое для работы уединение и спокойствие духа.
В тишине лучше работается… — говорил Валентин Саввич. — Был такой святой Нил Синайский, живший в XI веке. Я не знаю, смогу ли дословно процитировать, что он завещал, но вот суть: «Наложив узду на челюсти своя, этим ты причинишь чувствительнейшую боль всем поносителям и хулителям твоим», то есть молчание. И это молчание — единственный способ борьбы, потому что они очень бы хотели, чтобы я им отвечал. А зачем? Мое дело — работать за столом.
Что ж… Ответ, вполне достойный русского писателя.
Пикулю довелось дожить до времен, когда Рига стала столицей суверенной Латвии, а латвийской культуре начали противопоставлять «русское бескультурье». По сему и эту сторону жизни Пикуля не обойти. Помимо того, что Пикуль воссоздал в своих романах жизнь старой Риги — об этой полурусской-полунемецкой истории города не очень-то и любят вспоминать деятели Народного фронта, — Пикуль составил еще и подробную опись немецкого кладбища в Риге, которое вскоре — «культурные латыши» провели по кладбищу автомагистраль — было уничтожено. Пикуль описал и заросшее крапивой немецкое кладбище в Тарту, где разыскал могилу известного ученого приамурского генерал-губернатора Унтербергера. А рядом обнаружил две символические могилы его сыновей — героев своего романа «Моонзунд» — братьев Унтербергеров, не покинувших гибнущий корабль. Можно, конечно, обсуждать, насколько вклад Пикуля обогатил прибалтийское краеведение, но бесспорно, что такая деятельность вносит существенные коррективы в постановку вопроса о нашествии «русского бескультурья» на культурную Прибалтику в послевоенные годы. Мне приходилось встречаться со многими латышами, но, пожалуй, я не встречал человека, который бы знал историю Риги так же, как Валентин Саввич Пикуль… Хотя, конечно, не краеведческой работе были посвящены его силы все эти годы.
Если просто взглянуть на список книг Пикуля, то уже в одном перечислении их ощущаешь мощный размах его работы.
1961 год. Издан роман В. Пикуля «Баязет».
1962 год. Роман «Париж на три часа».
1964 год. Первый том романа «На задворках великой империи».
1966 год. Второй том романа «На задворках великой империи».
1968 год. Роман «Из тупика».
1970 год. Роман «Реквием каравану PQ-17».
1972 год. Роман «Пером и шпагой».
1973 год. Роман «Моонзунд».
1974 год. Повесть «Мальчики с бантиками» и первый том романа «Слово и дело».
1975 год. Второй том романа «Слово и дело».
1976 год. Книга миниатюр «Из старой шкатулки».
1977 год. Роман «Битва железных канцлеров».
1978 год. Роман «Богатство».
1979 год. Роман «Нечистая сила». (Изуродованный цензурой, он вышел в журнале «Наш современник» под названием «У последней черты».)
1981 год. Роман «Три возраста Окини-сан».
1983 год. Книга «Над бездной».
1984 год. Два тома романа «Фаворит».
1985 год. Романы «Каждому свое» и «Крейсера».
1986 год. Роман «Честь имею».
1987 год. Роман «Каторга» и книга размышлений «Живая связь времен».
Как величественно уже одно только это перечисление. Какая несокрушимая поступь! Какой бездной таланта и творческой энергии должен обладать писатель, чтобы создать столько книг, каждая из которых прочно входила в сознание миллионов читателей, коренным образом меняя их представление об отечественной истории.
Это подвиг. Великий подвиг писателя. Это и есть воплощение в жизнь стершихся от частого употребления слов: «Никто не забыт и ничто не забыто». Как мы уже говорили, на своих встречах с читателями Валентин Саввич Пикуль этим и объяснял успех своих книг. Они заполняли «белые пятна» нашей истории, рассказывали о событиях, которые по вполне понятным причинам, по воле идеологов, вознамерившихся превратить русский народ в некое сообщество «манкуртов», старательно обходились советскими исследователями. Интуитивно «юнга Пикуль», и в своих отшельнических занятиях историей оставшийся в самой народной гуще, уловил эту вопиющую несправедливость и решил исправить ее, отважился рассказать об истории, которая старательно замалчивалась, но знать которую народ хотел и должен был знать, ибо это была его, народа, история…
Бездна труда и мужества потребовалась Пикулю для осуществления своей цели. Удивительно, но в его книгах нет вымышленных героев. Даже самые второстепенные персонажи имеют своих реальных прототипов. Объяснить это можно только тем, что Пикуль всегда воспринимал конкретных исторических лиц как своих знакомых, с которыми можно дружить, с которыми можно ссориться, успехи которых радовали его, а неудачи — огорчали. Не случайно историю страны он всегда стремился показать через историю семей. «Домашность» истории Пикуля, «семейность» — очень характерная черта его творчества. Его истории, разумеется, не могут заменить ученые труды, но они приобщают к родному в этой истории.
Сказитель, человек, рассказывающий свои истории, зависит от аудитории сильнее, нежели эпический повествователь. И если мы попробуем сопоставить приведенный нами список романов Пикуля с конкретными событиями и настроениями в жизни страны, то обнаружим, что между ними существует довольно четкая взаимосвязь.
Начало шестидесятых — время первых целинных урожаев. Но целина была придумана не хрущевскими советниками, и освоение ее началось не в конце пятидесятых. Целину начали осваивать в конце прошлого и особенно активно в начале нынешнего века. И был накоплен гигантский опыт, который, кстати, позабыли и Хрущев, и его советники, и это обернулось потом настоящей экологической катастрофой… Роман «На задворках великой империи» как раз и рассказывал о настоящих первоцелинниках.