— А что, собственно говоря, вы вообще хотите? — спросил патриарх.
— Церковь не может остаться без управления! — сказал Введенский. — Нам совершенно точно известно, что вас будут судить. Поймите нас правильно, Святейший… Нас послали сюда, потому что власти тоже не хотят, чтобы Церковь осталась без управления. И хотя это в интересах власти, но и в интересах Церкви тоже. Мы хотим, чтобы вы передали кому-либо управление Церковью, пока не сможете снова осуществлять его. Ведь все дела сейчас стоят без движения, а это самое пагубное!
— Подождите… — сказал патриарх, вставая. Он вышел в соседнюю комнату и через пять минут вернулся назад с небольшим письмом, адресованным Председателю ВЦИК М. И. Калинину.
«Ввиду крайней затруднительности в церковном управлении, возникшей от привлечения меня к гражданскому суду, почитаю полезным для блага Церкви поставить временно до созыва Собора во главе церковного управления или Ярославского митрополита Агафангела (Преображенского), или Петроградского Вениамина (Казанского)…» — прочитал Введенский на листке.
— А теперь уходите… — сказал патриарх.
Этим и завершилась первая встреча обновленцев с патриархом…
А патриарха Тихона видели на следующий день на всенощной…
«Пошел сегодня на Патриаршее подворье, — записал 13 мая в своем дневнике москвич Никита Окунев. — Прекрасная, «правильная» служба, как в небольшом монастыре незабвенного старого обихода. Служил простой иеромонах с одним иеродиаконом, но на правом клиросе звучное и умелое пение, на левом — знаменитейший чтец, молодой человек с редким по красоте голосом и изумительной дикцией. Когда ему приходилось петь, ему вторил подворский патриарший архидиакон Автоном, не ахти какой басище, но певец складный и умеющий. В общем очень хорошо, но и очень грустно. В алтаре всю всенощную стоял сам патриарх как простой богомолец. Его можно было видеть, став за левым клиросом, в те моменты, когда открывались Царские Врата. Он стоял направо, в стороне от Престола, в простой рясе и без парамана. Так вот он и на суде предстал «высокий и стройный». Грустно было смотреть на такое, может быть, и любезное его сердцу, но теперь, безусловно, вынужденное смирение главы Русской Православной Церкви. А паства? «Боголюбивая» Москва, где же она? Отчего она не потянулась в эти дни именно сюда, в этот уютный и скромный храм, в этот русский Ватикан? Ведь все знают, все читают, что на патриарха спущена вся свора спецов по богохульству. Все смутно ждут крайнего утеснения Святейшего отца. Ясно, что ему подготавливают всякие поношения и лишения вплоть до «высшей меры наказания». Так чего же не шли взглянуть на патриарха в такие черные и тяжелые для него дни?»[57]
Глава тринадцатая
Рапорт о достигнутых группой Введенского «успехах» совершенно не удовлетворил Евгения Александровича Тучкова. Человек он был умный, в людях разбирался хорошо. И обмануть его, выдав желаемое за действительное, было трудно. «Характерно, — пишут авторы «Очерков по истории русской церковной смуты», — что впоследствии, уже будучи не у дел, Тучков с большим уважением отзывался о патриархе Тихоне и с величайшим презрением — об обновленцах». К этому можно добавить, что, «будучи не у дел», Е. А. Тучков успел раскаяться в своих преступлениях против Церкви и умер, ясно осознавая грех, совершенный им.
Но все это произошло много позже, когда труды чекиста Е. А. Тучкова по расколу Русской Православной Церкви уже были отмечены орденом. Пока же, в мае 1922 года, Тучкову еще предстояло этот орден заработать…
— Ну и что же теперь будем делать? — с раздражением спросил он, прочитав адресованное Калинину послание. — Что нам дает это письмо?!
Возможно, излагая свое мнение об успехах «живцов», он употребил и более крепкие выражения, поскольку было очевидно, что операция провалена.
— Нужно попробовать поговорить с митрополитами… — неуверенно предложил Красницкий. — Может быть, они согласятся работать с нами… Я могу поехать а Агафангелу, а Введенский — к митрополиту Вениамину. Он в дружеских отношениях с владыкой…
— Вот как? — заинтересовался Тучков. — Хорошо. Но вначале нужно устроить московские дела. Декларация готова?
— Так точно! — по-военному четко ответил Красницкий.
— Хорошо… — похвалил его Тучков, быстро пробегая глазами текст воззвания и кое-что поправляя в нем. — Мы отдадим это напечатать в завтрашних газетах.
— Но, Евгений Александрович… — нерешительно запротестовал Введенский. — Не все, кто обозначен тут, знакомы с воззванием… Они могут отказаться подписать.
И он осторожно потрогал рукой заплывшую синяком после щипка епископа Антонина щеку.
— Не откажутся… — ответил Тучков. — Все они уже подписались, где надо.
На следующий день, 14 мая, в «Известиях ВЦИК» изумленные читатели увидели воззвание «Верующим сынам Русской Православной Церкви», подписанное епископом Антонином, а также «представителями прогрессивного духовенства города Москвы»: свящ. Сергеем Калиновским, свящ. И. Борисовым, свящ. Вл. Быковым; «представителями Петрограда»: свящ. Владимиром Красницким, прот. Ал. Введенским, свящ. Е. Белковым, псал. Ст. Стаднюком; «представителями города Саратова»: прот. Русановым, прот. Ледовским.
В самом же воззвании говорилось, что Церковь фактически осталась в стороне от борьбы рабоче-крестьянского правительства за «правду и благо человечества», что верхи священноначалия держат сторону врагов народа.
Вполне возможно, что последняя фраза была вписана Евгением Александровичем Тучковым, но зато фраза «Пролила кровь, чтобы не помочь Христу-голодающему» без сомнения принадлежала Введенскому. Эти слова Александр Иванович повторял теперь особенно часто…
Кончалось же воззвание весьма недвусмысленной угрозой: «Мы считаем необходимым немедленный созыв Поместного Собора для суда над виновниками церковной разрухи, для решения вопроса об управлении Церковью и об установлении нормальных отношений между нею и Советской властью. Руководимая высшими иерархами гражданская война Церкви против государства должна быть прекращена».
События закрутились. Разочаровавшись в организаторских способностях своих нештатных сотрудников, Е. А. Тучков взялся теперь за дело сам, и за каждым шагом обновленцев чувствуется отныне железная воля всемогущего ГПУ.
14 мая составленная Введенским декларация была опубликована в «Известиях ВЦИК», а 15 мая обновленцев-живцов принял М. И. Калинин.
Как пишут авторы «Очерков по истории русской церковной смуты», «ознакомленный, видимо, раньше с текстом письма патриарха, председатель ВЦИК отметил, что «правительство РСФСР принимает к сведению заявление патриарха о его временном самоустранении; однако взять на себя передачу патриаршего поручения к его заместителю оно не может, так как Советская Конституция предусматривает отделение Церкви от государства»[58]. Затем М. И. Калинин, обменявшись рукопожатиями, простился со священниками. Во время беседы он несколько раз искоса поглядывал на Введенского, видимо, удивленный его странной для православного священника внешностью».
16 мая Е. А. Тучков устроил второе свидание петроградских живцов с патриархом Тихоном. Введенский передал патриарху слова М. И. Калинина и попросил письменного обращения к митрополиту Агафангелу.
Патриарх, не подозревая о провокации, письмо написал. Через месяц, 18 июня, митрополит Агафангел опубликует его в своем послании:
«Святейшему патриарху и Отцу нашему Тихону угодно было от 3/16 мая 1922 года обратиться ко мне со следующей грамотой:
«Вследствие крайней затруднительности в церковном управлении, возникшей от привлечения меня к гражданскому суду, почитаю полезным для блага Церкви поставить Ваше Высокопреосвященство во главе церковного управления до созыва Собора. На это имеется согласие и гражданской власти, а поэтому благоволите прибыть в Москву без промедления. Патриарх Тихон». Во имя святого послушания и по долгу архиерейской присяги я предполагал немедленно вступить в отправление возложенного на меня служения Церкви и поспешить в Москву, но вопреки моей воле, по обстоятельствам, не зависящим от меня, я лишен и доныне (18 июня. — Н. К.) возможности отправиться на место служения…»