Но теперь, объявив о поправках в конституцию, Путин открыл ящик Пандоры. Его власть костенела и теряла силу.
В 2013 году Путин досрочно выпустил Михаила Ходорковского, и это стало последним жестом великодушия российского президента. Это произошло накануне Олимпийских игр в Сочи, и теперь эти времена кажутся невероятно далекими. В ту досанкционную эпоху мир еще не осознавал всю губительность русского черного нала и не понимал масштаб амбиций России на мировой арене. Освобождение Ходорковского напоминало обмен заключенными во времена холодной войны и явилось символом грядущих перемен.
Десять лет Ходорковский питался кашей и картошкой, отсиживал смены в продуваемом всеми ветрами ангаре, занимаясь производством папок-скоросшивателей, а камеры наблюдения фиксировали каждое его движение. В один из дней его вывели с территории колонии, запихнули в автозак, отвезли на небольшой аэродром, посадили в двухмоторный самолет, который и доставил его в Шёнефельд — западный форпост советской эпохи. Ходорковского встретил бывший министр иностранных дел Ганс-Дитрих Геншер, когда-то возглавлявший переговоры по воссоединению Германии.
На следующее утро после короткого отдыха и трогательной встречи с родителями Ходорковский направился к Чекпойнт Чарли — бывшему контрольно-пропускному пункту между Востоком и Западом, сохранившемуся со времен холодной войны. Там его ждала небольшая группа журналистов — со многими он был знаком еще до заключения. С легкой улыбкой, безукоризненно выбритый, в костюме от Armani он выглядел так, словно только что вышел с совета директоров. О том, через что ему пришлось пройти, говорила лишь его бледность и настороженный взгляд. Его волосы были коротко острижены, но за прошедшие годы поседели.
— Я вижу много знакомых лиц, — сказал он. — Вы — мой мост к свободе. Сначала я поговорю с теми, кого я знаю.
Он рассказал о своем тюремном заключении и о предшествовавших этому событиях. Отвечая на вопрос о реакции Запада на его арест, он выдержал длительную паузу, а затем, покраснев, сказал, что действия некоторых его разочаровали.
Через четыре года мы беседовали с Ходорковским в его уютном лондонском офисе на Ганновер-сквер. Его по-прежнему раздражал вопрос об участии западных банков и нефтяных компаний в захвате ЮКОСа. Я спросила, не подготовил ли Запад этими действиями в какой-то степени почву для последующего подрыва Россией западных институтов.
— Некоторые западные институты решили, что можно обойтись без принципов, и в этом была их стратегическая ошибка, — ответил он. — Они решили: отлично, будем работать с Путиным, потому что на этом можно заработать. Но идея оказалась не слишком хороша. Из-за отсутствия принципов Запад и сталкивается сейчас с последствиями. Постоянное лавирование между добром и злом привело к тому, что общество вообще лишилось принципов. А теперь у нас к власти приходят популисты. Все встало с ног на голову. Они показывают на Путина и говорят — смотрите, он всех обманул, но при этом политически успешен.
И хотя сам Ходорковский — далеко не святой и вряд ли годится на роль борца за свободу, поддержка Западом Кремля в захвате компании и узурпации верховенства закона, помогла продвижению людей Путина и интеграции в мировые финансовые рынки. Слабость западной капиталистической системы, в которой всегда и неизбежно перевешивают деньги, сделала ее уязвимой и доступной для кремлевских манипуляций.
При добровольном участии Запада в России создавалось подобие нормальной рыночной экономики, которая на самом деле находилась в руках КГБ. Институты власти и рынка, которые должны были сохранять независимость, по сути, стали форпостами Кремля. Постановления российских судов выглядели законными только на бумаге. Ходорковский прошел через два года судебных слушаний и два уголовных процесса — на втором его обвинили в хищении всей нефти, произведенной ЮКОСом, той самой нефти, от налогов за которую он уклонялся и уже был обвинен. Но на самом деле решения суда были не чем иным, как директивами Кремля. То же самое происходило в парламенте, на выборах, в олигархии. Люди Путина из КГБ взяли под контроль всё и вся. Оставалась фантомная система фантомных прав, в которой жили и частные лица, и бизнес. Любой, кто отваживался перебежать дорогу Кремлю, рисковал оказаться в тюрьме по сфабрикованным обвинениям. Право собственности соблюдалось лишь при условии верности.
В системе, где процветало воровство, а имущество отнималось по кивку вышестоящей головы или за взятку какому-нибудь лицу в Кремле или силовику, люди Путина имели компромат практически на каждого. Страна вернулась в эпоху доносов. Все стучали друг на друга. Все прослушивалось. В декабре 2017 года министр экономического развития Алексей Улюкаев попался на взятке от Сечина в 2 миллиона долларов, которую засняли на камеру. Операцию готовил сам Сечин, чтобы убрать Улюкаева как политического противника. Последнего приговорили к восьми годам заключения. Бывшие олигархи братья Магомедовы, заправлявшие в стратегической портовой индустрии, в марте 2018 года были приговорены к тюремному заключению якобы за рэкетирство и хищение государственных средств. Однако настоящее их преступление, по словам крупного российского банкира, заключалось в том, что они слишком задержались на своих местах: