Сегодня меня зашла посетить моя давняя подруга, подруга из моего прошлого. В этот день все мои мысли были упорядочены, я была почти в норме. Диана вошла в комнату, будто струя чистого воздуха. Она олицетворяла дом и жизнь, далекую от этого места.
Заходили другие друзья, и я понемногу вспоминала свое далекое прошлое, но воспоминания были тусклы и не связаны между собой, будто кусочки разорванной картины.
Я думала, что меня много что объединяет с другими пациентами: единые заботы, единые проблемы. Как всегда, я шла завтракать в столовую, забирала поднос, садилась на свое обычное место. Глотая пищу, я прислушивалась к разговорам, которые струились вокруг. Больные обсуждали свои отношения с врачами, приходили в негодование от правил внутреннего распорядка. Для меня это было уже неважным. Проблемы, которые их беспокоили, казались мне тривиальными и далекими. Много что изменилось. Я выздоравливала!
Через несколько недель меня выписали из больницы. Едва ли я осознавала, что ждет меня. То, что я наделала, когда не контролировала себя до госпитализации и о чем я здесь не упоминала, легло клеймом на всю мою жизнь. В идеале, когда человек выходит из больницы после длительной болезни, ему необходим покой, стабильность и безопасность, чтобы выздороветь окончательно. Мои давние поступки преследовали меня, и скоро я поняла, что мне никогда не вычеркнуть эту болезнь из своей жизни.
Наступала реальность.
2. Реальность
Припоминаю, что перед госпитализацией мой мозг работал в таком темпе, что я едва успевала за ним. Мои мысли все время перескакивали с одного предмета на другой. Я говорила по телефону до трех часов ночи с каждым, кто слушал. Я не ощущала течения времени. В некоторые дни я была полной сил и чувствовала себя не седьмом небе, могла преодолеть любое несчастье одним театральным жестом. В другие дни я была взволнована.
Когда мой отец умер, он оставил пленку с записями своих стихотворений и высказываний разных философов, я слушала их неоднократно. Они начали преследовать меня. Среди ночи я украдкой спускалась в тьму и одиночество кухни, чтобы послушать их. Одну особую поэму он посвятил мне, и я прокручивала этот кусок пленки снова и снова. Он говорил, как он гордится мной. Я никогда не знала об этом его чувстве. Я слушала пленку целую ночь, и к времени утреннего кормления ребенка все еще не спала.
Прежде чем впервые попасть в больницу, я инстинктивно ощущала, что что- то нехорошо, но я винила в этом горе и стресс. Некоторое время я еще была способна присматривать за сыном и контролировать происходящее. В конце концов, чувство контроля исчезло, и я оказалась в психиатрической палате. Но не раньше, чем успела натворить бед.
Самым разрушительным моим поступком было бегство с другим мужчиной. Он был нашим соседом и хорошим приятелем. Это он и его семья передали меня в больницу. Для этого они вынуждены были сказать мне, что это роскошный отель. Перед бегством мне хватило здравого ума оставить нашего маленького мальчика со свекровью в городе. Мой муж позднее присоединился к ним. Потом он дал объявление о продаже дома и подал документы на развод и опекунство над нашим сыном. Я вернулась совсем в другой мир, а тот, который я знала раньше, был разрушен.
Наиболее тяжелым в этой истории был период, когда я начала вспоминать подробности. Помню, как ехала в машине с тем мужчиной, моего сына на заднем сидении, пристегнутого в кресле безопасности. Когда я поглядывала на него, он ясно улыбался, думая, что это приключение. Так должно было быть. Мамочка никогда не поднимала его в это время.
Я не помнила многих деталей, но со временем все восстановилось. Это началось как увлечение. Этот мужчина поддерживал нас в трудные моменты, и я решила убежать с ним. Этот поступок сломал меня. Я не знаю был он совершен сознательно или бессознательно. Каждая деталь преследовала, вина тяжело угнетала. Я ненавидела себя за то, что сделала своему мужу, ребенку и другим, кто пострадал в этой истории.
После выписки из больницы я пошла к мужу и молила его о прощении. Я стремилась, чтобы бы он понял, почему я вела себя так безответственно и бестолково. Но это было напрасно. Хотя я всегда была верной женой и хорошей матерью, я поняла, что наша супружеская жизнь закончена. Мы говорили, как чужие, будто никогда не имели ничего общего.