Помню первое совещание командиров ковпаковского соединения, на котором мне пришлось присутствовать. Шел разбор боя в селе Пигаревке.
В этом бою партизаны разгромили вражеский батальон, но и сами понесли значительные потери. Раненых - около сорока человек, были и убитые.
- Сколько помню, никогда таких потерь не было, - виновато говорил мне Ковпак. Чувствовалось, как тяжела ему эта утрата.
Разбор начался с доклада начштаба, затем выступали командиры. Ковпак, не дожидаясь конца, взял слово. Это была не речь, не выступление, а какой-то особый разговор по душам, разговор страстный и сильный. Кто-то из командиров, анализируя неудачи, говорил о недочетах организации боя.
Ковпак перебил его:
- Недостатки - это наша кровь, трусость - это наша кровь, глупость - тоже кровь наша, товарищи... - Аудитория стихла. - Вот ты говоришь, в своих стреляли... Свои стреляли, это верно, ночью все может показаться... Но там совсем не тот недочет... А вот что ты тут нам очки втираешь? - обратился он к командиру конотопского отряда. - А ну, говори еще раз...
Командир встал и стал докладывать.
Ковпак слушал внимательно, а затем вскипел:
- От же не люблю брехни... Брехня мне - нож в сердце! - И, выстукивая рукой с покалеченными пальцами по столу, отчеканивал: Каждый партизанин и партизанка знают, що мы за правду боремся. Я сам это слово каждому в отряде при приеме в мозги вколачиваю... И Сэмэн тоже... Приучать надо людей по правде жить, правду говорить, за правду бороться... А ты...
И снова стали говорить командиры.
Старик слушал внимательно, иногда бросал реплику.
И когда командир конотопцев взял слово и стал поправляться, Ковпак бурчал себе под нос:
- Бреши в одну стежку.
Разговор заканчивал Руднев. Это было, видимо, установившейся традицией. В отличие от Ковпака, он никогда не говорил о явных отрицательных поступках или провинившихся людях. Он просто умалчивал о них, но так, что все видели и чувствовали презрение ко всему, что тянуло нас назад. Он давал понять, что это было для них чуждым... Но в хорошем стремлении люди тоже иногда делают ошибки. Вот это Руднев умел, как никто, подмечать, мягко и настойчиво, вовремя остановить, выправить человека. Помню, именно на этом совещании он сказал:
- Есть люди отважные. Но у них изъян: они делают одолжение Родине и товарищам своей храбростью и борьбой. Борьба с врагом - это твой долг перед Родиной, а храбрость - долг перед твоей совестью. Мы не нищие, и нам не нужны подачки.
Крепко критиковал он безрассудство одного командира, который неправильно повел свой взвод, поставил людей под кинжальный огонь пулеметов, а затем, когда понял свою ошибку, бросился на пулемет и погиб.
- Что же сейчас критиковать, Семен Васильич, - заметил Базыма, мертвых не подымешь...
- Неверно, - сказал комиссар задумчиво. - Неверно, Григорий Яковлевич. Мертвым тоже не прощают ошибок.
- А почему, я вас спытаю? - подхватил, оживившись, Ковпак. - Вот я вам зараз скажу, почему. Чтоб живым не повадно было спотыкаться. Понял? То-то...
Жестокие слова, так мне тогда показалось, но потом я много раз убеждался, как они справедливы.
Вот какими были эти два человека, с которыми судьба свела меня, беспартийного интеллигента, в августе 1942 года. И, сказать по правде, я не в обиде на свою судьбу.
А было это так. Приехав еще раз в отряд, поговорив с Рудневым и ближе познакомившись с ним, я сказал Ковпаку, подошедшему к нам:
- Ну, диду, принимайте меня в партизанскую академию.
Старик, прищурившись, посмотрел на меня и ответил:
- Дило твое, только смотри, не обижайся!
И помахал перед моим носом нагайкой. Руднев засмеялся и похлопал меня по плечу.
10
В это время вернулась из разведывательного рейда группа автоматчиков под командованием Бережного, которая была подчинена мне. С этой группой, состоявшей из восемнадцати автоматчиков и двух радистов, мы и влились в отряд Ковпака, образовав тринадцатую роту.
Когда начальник штаба Базыма объявил мне мой номер, я подумал: "Ну, верно дело пойдет успешно, число "тринадцать" у меня везучее".
Через несколько дней Ковпак улетел в Москву, а вместе с ним и ряд других партизанских руководителей. Они были первыми ласточками партизанской земли. Москва принимала их тепло, радостно.
По представлению начальника Центрального штаба партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандующего товарищем Сталиным 31 августа 1942 года были приняты руководители партизан: начальник Орловского штаба партизанского движения Матвеев, секретарь Орловского обкома ВКП(б), командир партизанских отрядов западных районов Орловской области младший лейтенант Госбезопасности Емлютин, командир Брянского городского партизанского отряда Дука, командир партизанского отряда военнослужащих Э 2 имени Ворошилова капитан Гудзенко, командир партизанского отряда военнослужащих Э 1 старший лейтенант Покровский, командир соединения украинских партизанских отрядов Ковпак, командир соединения украинских партизанских отрядов Сабуров, командир партизанского отряда имени Сталина Сенченко, командир партизанского отряда имени Чапаева Кошелев, командир партизанского отряда имени Боженко, комиссар партизанского отряда "Смерть немецким оккупантам!", председатель Дятьковского райисполкома (представитель от партизан северо-западного района Орловской области), командир Брянского районного партизанского отряда Ромашин и другие.
Политотдел Брянских лесов немедленно по возвращении командиров из Москвы провел среди командного и политического состава беседы о задачах, поставленных правительством и лично товарищем Сталиным на этом совещании. Основой служили записки или личные рассказы товарищей, имевших счастье побывать в Кремле. В политотделе мне удалось просмотреть как-то живую запись одной из таких бесед участника исторического совещания Героя Советского Союза Ромашина.
Слушая рассказы Ковпака и других участников этой знаменательной встречи, партизаны и командиры Брянского края и украинских отрядов как-то подтянулись, политически и морально повзрослели. Почти всех участников этого совещания мне пришлось видеть лично - в момент прилета их с Большой земли. Прилетел на Малую землю и товарищ Матвеев. Только с товарищем Пономаренко, начальником Центрального штаба партизанского движения, пришлось встретиться значительно позже.