- Ясно. Немцы!
Пока связной мчался (конечно, он мчался, хотя и еле передвигал от голода и усталости ноги) к Ковпаку и Рудневу, мы с Горкуновым быстро приняли решение.
- Що у нас под рукой? - спросил я Федю.
- Только одна восьмая рота Сережи Горланова.
- Ее надо бросить в обход. Задача: сбить немецкую группу с лысины холма.
- Хорошо, если у камня Довбуша нет второй такой же, - вслух размышлял Горкунов.
Подошел Базыма. Он одобрил наш план. Рота Горланова скрылась в вырубке.
Правой стороной, настолько ниже тропы, чтобы оставаться невидимой для немецкой группы на холме, колонна продолжала свой путь.
- Другого выхода нет, - бормотал Базыма. - Если у камня Довбуша немцы выставили роту, батальон, даже полк - черт возьми! - если они выдолбили там окопы, построили дзоты, все равно - мы прорвемся. Потому что другого выхода нет.
Мы напряженно прислушивались. Стук топора на холме, где укреплялись враги, звучал, как звон железа, лай собак напоминал рыканье дикого зверя, простые доски звенели, как колокола, - так удивительно деформировался здесь звук.
Колонна двигалась очень медленно. По нашим расчетам голова ее уже достигла камня Довбуша. Боя впереди не слышно было. Но вот слева эхо донесло до нас выстрел винтовки. И вслед за ним - рев бури. Сначала казалось, что это где-то внизу, в глубине ущелья Зеленой, поднялся ветер необычайной силы; но громче ветра в горах завизжала пастушья флояра и сразу оборвалась вырвавшимся из груди чабана отчаянным воплем минометного разрыва. Еще миг, и громкая трембита гуцула зазвучала в горах. Словно ватаг, скликая свое стадо перед грозой, громко трубил и звал.
- Ура! - шептал Базыма. - Восьмая пошла на ура! Теперь возьмет.
Прислушиваясь к звукам горной атаки, мы с трудом расшифровывали их.
- Атакуют высоту с тыла, - нервно шептал Горкунов.
- Верно. Это доносит стрельбу от противоположного хребта, - Базыма приложил ухо к земле.
- Тут и автоматная очередь арфой зазвучит, - сказал Воронько.
Я вспомнил слова комиссара о новой трудности в горах: ведении прицельного огня. Как я не предупредил об этом Сережу? Вот досада. Плохо, если сразу не нанесут фашистам чувствительных потерь.
Базыма послал на помощь Горланову подошедшую роту Бакрадзе.
Проходили минуты. Мы слушали странные шумы боя восьмой. Начинали привыкать.
- Только один раз ударил немецкий миномет. Значит, враг застигнут врасплох, - словно выпытывал у карты Базыма.
- Но в центре, в центре, черт возьми? Ведь камень Довбуша - это ключ дорог. Не может быть, чтобы немцы его не оседлали. Что же случилось? - спрашивал у нас Горкунов.
Молчал камень Довбуша.
К нашему случайному, но очень удобному НП подошли Ковпак, Руднев, Панин. Не маскируясь, группа командиров вышла на поляну.
Вечерело. Далеко справа, в промежутках между выстрелами, которые становились все реже, доносилось далекое журчание моторов.
- Маскироваться! Команду по колонне! Маскироваться! - отчеканил Руднев.
Все подняли головы к небу. Из-за какой горы зайдут на нас немецкие самолеты? Но они не показывались. Шум моторов слышался низко, как из-под земли.
- Шось не то, не то... - говорит Ковпак.
К нам подошел гуцул.
- Авто гудуть, господин товарищ.
- Новая морока. Откуда они тут в этой богом проклятой земле? спросил Ковпак.
- Из Яремчи.
Теперь уже всем было ясно, что из Яремчи. Отчетливо слышался рев моторов. Автомашины, а может, и танки двинулись в горы. Откуда так некстати появилось на нашем пути шоссе?
- На карте никакого шоссе нет, - разводил руками Базыма.
- А карта у тебя какого года? - спросил Руднев.
- Девяносто восьмого.
- Чудак старый. Так тут же война с четырнадцатого по семнадцатый шла. По каким-то дорогам патроны, снаряды и солдатскую крупу возить надо было?
- Верно, пане товарищу. В шестнадцатом году мы сами этот гостинец строили.
- Какой гостинец?
У Франко слово "гостинец" означает: мощеная дорога - шоссе. Но сейчас, кажется, этот гуцульский "гостинец" может стоить нам жизни.
- А камень Довбуша молчит, - сокрушенно говорил Горкунов.
- В одном наше спасение - уже вечереет, - успокаивал его Базыма.
Мы обсуждали положение.
Все столпились вокруг единственной карты 1898 года.
- За царя Тымка, когда земля была тонка, - твоя карта... - мрачно пошутил Ковпак.
Длинная очередь на полдиске разрывными прижала нас к земле. Но враг нервничал, и взятые с превышением пули срубили только около десятка веток... Да одна сшибла шапку с головы Ковпака. Сидя в яме, куда затащил его Панин, дед молча и виновато потирал лысину, выслушивая выговор по партийной линии. Тихий и дельный секретарь парторганизации вдруг пришел в ярость. Он кричал на командира:
- Я в порядке партийной дисциплины вам предлагаю... Это что за мальчишеская лихость со стороны командиров. Я на бюро...
- Ладно, ладно, - успокаивал его Руднев. - Никто ж не знал, что он так близко подберется. Не зацепила?
- Та не. Шкуру обожгла, - и Ковпак опять крепко потер лысину.
Темнело в горах быстро. Проходящая невдалеке колонна забирала все больше и больше вправо.
- Кто там ведет? - уже озабоченно спросил Руднев.
- Войцехович и Аксенов, - ответил Базыма.
- А проводники есть у них? - задал вопрос Ковпак.
Выяснилось, что колонна ушла без проводника. Маскируясь от залетавших со стороны Горланова пуль, не участвующие в бою люди забирали все больше вправо.
- Надо выходить, пока хоть что-нибудь видно на перекрестке, сказал Ковпак.
Послав связного к Бакрадзе и Горланову, мы двинулись по тропе, уже не опасаясь немцев. К камню Довбуша вышли в совершенную темень, почти на ощупь.
- Фашисты прозевали, - устало говорил Руднев. - Замысел у них был правильный - с двух сторон сомкнуть кольцо. С Яремчи - танками, а с Зеленой - пехотой и артиллерией.
- Но выполнить не удалось, товарищ комиссар, - весело откликнулся Володя Лапин.
- Теперь надо путь держать на эту привлекательную гору впереди нас. Ту, что днем видели.
- Это где стада днем паслись?
- Эге ж. Гуцул ее звал Сэнэчка.
Разведчики уже прозвали ее ласково "Синичка". Ох, гора Синичка. Что-то милое, заманчивое есть в твоем имени. Может быть, потому, что южный склон, обращенный к нам, не крутой, а пологий. И весь в полонинах. На них так живописно были рассыпаны днем пасущиеся отары. На самой большой полонине все видели пастушечью колыбу. В промежутках между бомбежками и боем можно было заметить, куда гнали свои стада на водопой гуцульские ватаги.