С февраля 1932 года Руднев - комиссар и начальник Политотдела Декастринского укрепленного района на Дальнем Востоке.
Кто помнит Хетагуровское движение жен командного состава на Дальнем Востоке? Оно зародилось и выросло в Декастринском укрепленном районе, где комиссаром был Руднев. В Декастринском районе девять месяцев свирепствует зима. Лето холодное, хмурое, дождливое: за лето приходят три-четыре парохода, они привозят все самое необходимое, а потом снова начинается длинная жестокая зима. Людей там мало, культурные потребности человека удовлетворить было нечем. Из-за недостатка овощей среди населения распространялась цинга. И Руднев находит резерв женскую заботливую руку. Так родилось движение жен комсостава. Жены командного состава помогают бойцам, создают им необходимые культурные условия жизни. Они организуют библиотеки, оборудуют клубы, руководят работой кружков самодеятельности, помогают тем, кто хочет повысить образование. С начала Отечественной войны Семен Васильевич Руднев уходит в тыл врага, в партизанский отряд..."
Когда Базыма кончил читать, свыше сотни человек молча, без шапок стояли вокруг.
- По группам, разойтись! Выполняйте приказ... - тихо, словно попросил, а не скомандовал Ковпак и, прихрамывая, пошел к своей группе.
46
Еще до полной темноты в составе ста семидесяти человек мой отряд начал спуск в долину Прута. Вот уже конец горы. Впереди - холмы с рыжей кукурузой и пепельными полями, с небольшими заплатками скошенной ржи.
Вдруг скрежет железа, набатный звон и дикий вой, похожий на песню первобытного человека, окружили нас со всех сторон. Колонна остановилась, затаив дыхание. Мыкола Струк, взявшийся проводить нас за Прут, улыбаясь, спросил:
- Чого сталы, паны колпачки? Это наши гуцулы гоняют диких. [Дикими называют здесь кабанов. Они по ночам стадами выходят на кормежку, уничтожая в несколько минут годичный труд гуцула.]
Через пять минут какофония утихла. Мы двинулись дальше. К полуночи подошли к Пруту.
Гнетущее чувство разлуки с отрядом постепенно исчезало. Легкий марш на уклоне, ритм ходьбы успокаивали. Мы рвались вперед, в будущее нашей небольшой группы. Нацеливались в степь. Там, словно маленькие светляки, мерцали далекие огни города Станислава, вырисовывался авиационный маяк аэродрома. Ближе, сразу за Прутом, в местечке Ланчин, через который мы проложили с Васей свой путь, ласково мигала красными и зелеными фонарями железнодорожная станция. Изредка на шоссе загорались фары автомашин.
- Это генерал Кригер производит перегруппировку. Он готовится к последнему, решительному удару. На полный разгром! - сказал мне тихо Вася.
И мне показалось, что он улыбается.
Полный разгром или бессмертная слава дерзкого отряда, осмелившегося забраться за тысячу триста километров в тыл вражеского фронта?
Шорох ног позади не мешал мне думать.
"Почему хромал Ковпак? Наверно, натер ногу..."
Но он хромал сильно... В памяти возник образ командира в тот момент, когда он проковылял к своему отряду.
А если бы я тогда знал причину, то повернул бы назад. И так бы сделали все пять групп. Это очень хорошо понимал Ковпак. Вот почему сразу после Делятинского боя, перевалив с отрядом и ранеными через гору Рахув, он организовал оборону. Лишь когда успокоились немцы и крепко стали кольцом обороны наши роты, он привстал с земли и пошевелил ногой в хлюпающем, липком сапоге. Откинул рыжую кожанку и глянул на скоробившиеся от крови генеральские бриджи. Затем вызвал к себе Дусю - рыжую, конопатую дивчину, хирургическую сестру.
- Пойдем, "чернявая"...
Бойцы комендантского взвода спали. Они не видели, куда уходил командир.
В лесу Ковпак снял кожанку.
Скинул и все остальное. Дуся замерла. Ужас был в ее широко открытых глазах.
- Ой, товарищ, командир... Пропали мы без вас... Конешно...
- Перевязывай...
Но опытная и бывалая Дуся растерялась. Она заохала, как квочка...
Тогда старик сквозь зубы обругал ее ласковым солдатским словом.
Быстрые руки скоро сделали нужное дело. Дуся обмыла рану, перевязала...
- Кость не задета, товарищ командир... Ой, товарищ командир, крови багато вышло...
- Знаю... - Ковпак полежал несколько минут молча, отдыхая.
Дуся ласково вытирала марлей пот с лица и лысины.
Придя в себя, Ковпак вынул из кобуры пистолет и сунул его под нос медсестре.
- Гляди... Если хоть кому слово пикнешь, - шлепну на месте. Поняла?
- Поняла... конешно... - залепетала дивчина не столько от страху, сколько от того, что она ничего не могла понять.
Ковпак, передохнув, вернулся в штаб незамеченным. И на следующий день, когда подошла моя группа, он уже ходил, изо всех сил стараясь не хромать. Он скрыл от всех свое ранение, потому что знал - не уйдут группы от своего раненого командира, а в разбивке на группы он уже видел единственную возможность продолжения борьбы и выполнения заданий Главного командования.
В тот день, когда мы расходились звездным маршрутом в разные стороны, ему стало хуже. Он крепился и не спускал глаз с Дуси медсестры... И добился своего - отряды разошлись.
Не подозревая ничего, и мой отряд спускался все ниже. Далекий шум быстрого Прута изредка прорывался, а затем снова сливался с оглушительным шорохом ног. Колонна шла за мной, навстречу своей судьбе. На марше думалось легко и свободно.
"Вот я и окончил партизанскую академию генерала Ковпака. Сейчас держу экзамен на зрелость. В трудную минуту выпускаешь ты меня на диплом, партизанский академик! Но есть еще и другой экзамен. Кончается кандидатский стаж в партию большевиков. Это более строгий экзамен. Как выдержу я его?"
Неведомые горные деревушки гуцульщины, хутора Галиции и села Закарпатья... Как звезды Млечного Пути, неясные, расплывчатые, сливаетесь вы в один страдный путь!