- Это Прут шумит, - успокоил нас Землянко.
Он ходил днем в разведку прощупывать дорогу к Пруту.
Теперь ясно, почему на той стороне реки, в Ланчине, фары вражеских машин так бесшумно скользили на восток. Вытянув в темноту блеклые щупальца света, они ползком пробирались по шоссе.
А Прут шумел все громче, играя волной по каменистому дну, заглушая и моторы и стоны Кости Стрелюка.
Подошли к первым хатам... Возле крайней, еще недостроенной халупы, столпились разведчики. Темный киптарь скрадывал фигуру хозяина. Только белые рукава мелькали в темноте, да изредка поблескивали зубы. Зябко куталась в платок женщина, прислонившаяся к плетню.
- Тихо, хлопцы! - умолял хозяин. - Зайдемте во двор. Там я вам все скажу.
Я никак не могу решиться. Человек этот либо, рискуя собственной жизнью, спасет, либо через несколько часов выдаст, а может быть, и продаст жизнь нашего товарища.
Мы зашли во двор.
- Как фамилия? - спросил я хозяина.
- Иваночко, - ответила женщина, прижавшись к гуцулу.
Но я никак не мог решить, что за люди перед нами.
- Это муж ваш?
Мне показалось, что она назвала его по имени, так, как привыкла называть дома, ласкательно. Но выяснилось, что зовут его Михаил. А Иваночко - их фамилия.
Еще днем разведчики договорились, что оставят у них раненого партизана. В недостроенной халупе на чердаке уже была приготовлена для него постель.
Но я все еще колебался. Шуба Ковпака окончательно решила дело. Хлопцы притащили ее и, как в меховом магазине, вывернув полы, показывали товар. Накинув ее на плечи гуцулу, Володя Лапин уговаривал:
- Бери! Знаменитая шуба! В ней сто лет проживешь!
Вдруг гуцулка умоляюще сказала мужу:
- Не бери, Михасю! Где же это видано, чтобы мы, Иваночко, за добрэ дело гроши или друге якое майно [имущество] брали. Отдай хлопцам кожушину...
Я увидел, как Михась без сожаления сбросил шубу с плеч на руки Лапина. И решился.
2
Через десять минут наша колонна перешла Прут по узким пешеходным мосткам. Мы попали на каменную, сложенную из широких плит лестницу, которая вела к шоссейке. Сквозь удаляющийся шум реки из-за поворота доносилось сердитое урчание моторов.
Машины шли с интервалами в двести - триста метров. Пробравшись к шоссе, я увидел, что немецкой колонне нет конца. Мы и так потеряли много времени. Дал команду:
- Перебежками - через дорогу!
Группами по двадцать - тридцать человек мы "форсируем" шоссе в середине районного центра Ланчин, в интервалах между машинами генерала Кригера.
Удалось проскочить, не вызвав тревоги.
Пройти железнодорожный путь было уже совсем легко.
Тропа привела нас к глубокому оврагу.
Несколько вьючных коней, которых мы взяли для того, чтобы везти на них груз и могущих сидеть на лошади легкораненых, сильно сковывали движение.
Вот и сейчас. Через овраг перекинули два бревна. Препятствие это легко преодолеть человеку. Но лошади упирались и не хотели входить на шаткий мостик. Опытные ездовые, завязав им глаза, проводили по одной; но последняя, не удержавшись, сорвалась в овраг. Пройдя полкилометра, Войцехович вспомнил, что конь, упавший в овраг, был с седлом. Пришлось гнать ездового назад с приказом снять седло. Конь в овраге - не улика. Оседланный же конь завтра на рассвете привлечет внимание жителей Ланчина и покажет противнику наш путь. А сейчас наша общая и главная забота была - получше замести за собой следы.
Пройдя железную дорогу, мы вышли в чистое поле. Идти было легко, хотя местность все время небольшим подъемом уходила от Прута на север.
В степи трещали цикады, звезды казались ласковее. Воздух был плотен и весом, вдыхать его сладостно, словно пьешь густой медовый напиток.
- Прибавьте шагу! - весело раздавалось по колонне.
С удивлением заметил, что команда эта, в горах дававшаяся только для того, чтобы люди не валились с ног, теперь исполнялась безукоризненно: люди действительно прибавили шаг, послышались веселые восклицания, и все чаще передавалась по колонне шутливая эстафета, прибаутка Федора Карпенки: "Ну, теперь хоть и умереть, но на ровном месте".
Сельцо обозначено на карте одно, а на самом деле их оказалось два: Горохолына-лис и Горохолына-поле. Словно коварная судьба говорила: налево пойдешь - лес дремучий, направо - степь зеленая, а позади Карпатские горы. Мы выбрали Горохолыну-лис.
Рассвет застал нас на подходе к лесочкам, обступившим сельцо Горохолына. Зацепившись за опушку, мы дали передохнуть людям часок-другой.
Лес под Горохолыной густой, дремучий. Растет он на торфяном и песчаном грунте. Мы уже отвыкли за время карпатских скитаний от тенистых, влажных лесов. Здесь нет ни камешка, ни ручейка, а только высокая трава и огромные ели. Даже коренные волжане и уральцы за последний месяц привыкли называть их "смереками".
Мы с Мыколой и Васей ждали преследования. Подготовились к бою, выбрали место для обороны. Позаботились и об отходе. Но вот уже девять, десять часов утра, а противника нет. Вот и двенадцать часов, а боя все нет. Лишь ежечасно шли звенья самолетов туда, в горы, где мы бились все эти дни. Туда, откуда в звездном порядке разошлись и остальные пять групп.
И в том, что впервые за последний месяц вокруг нашего отряда только тишина и пение птиц, было что-то тревожное. Тишиной нас не обманешь. Тем более что гул самолетов напоминал нам: это Ковпак и Павловский, Кучерявский и Матющенко отвлекают немцев от нас.
3
Под моим командованием была третья часть 1-го батальона Путивльского отряда, то есть 5-я и 6-я роты полностью и остатки давно спешенной "иисусовой конницы" Саши Ленкина. Главную штабную разведку при дроблении отряда на группы с Ковпаком и Павловским, словно буханку черного солдатского хлеба, поделили на три равные части. С этим войском и очутились мы на равнине. Кроме Войцеховича с нами шли такие проверенные командиры, как Ленкин, майор Дегтев - командир 6-й роты, и командир 5-й роты Степан Ефремов, Лапин, Сердюк, Антон Петрович Землянко. На них я надеялся крепко.
И больше всех - на комиссара Мыколу Москаленко и начштаба Васю Войцеховича.
Трудно было поверить до середины первого дня, что мы проскочили благополучно. Последующие два дня подтвердили: немцы потеряли нас из виду. Случилось так, что та из шести групп, которая, по общему мнению, шла на верную гибель - на равнину, первая ускользнула от немцев. И свалившаяся в овраг лошадь и протоптанная двумя сотнями пар ног дорожка через огороды Ланчина, казалось бы, не могли остаться не замеченными противником. Но факты говорили другое: вот уже третий день шли мы, уже подходили - без боя и даже без перестрелок - к Черному лесу; часто встречали вражеские машины, разъезды, обходили их, но нигде не наталкивались на засады. Как будто противник не решался трогать нас на равнине. Это немного успокаивало... если можно назвать спокойствием настороженное чутье вырвавшегося из облавы ослабленного отряда.