Но только после войны, встретившись как-то с летчиками и с начальником штаба полка Гризодубовой, я узнал подробности того, каким образом пришлось заканчивать "товарищу Демьяну" свою служебную командировку в тыл врага.
Когда были просмотрены и составлены планы, даны задания, проверено их исполнение, ряд соединений (Ковпака, Мельника, Наумова, Шукаева, Буйного) двинулись на юг и уже были в рейде. Федоров пошел на запад. Народу в партизанском крае стало вдвое-втрое меньше. Половина сабуровцев действовала диверсионными группами вдалеке от штаба.
Враг уже давно стягивал к Припятскому бассейну свои войска. Но они опоздали. Вся колоссальная подготовительная работа ЦК КП(б)У и Украинского партизанского штаба была закончена. Основные силы партизан были уже в пути к своим, неведомым врагу целям. Пребывание в тылу врага Коротченко и Строкача сейчас уже не вызывалось необходимостью. Руководители собирались отъезжать на Большую землю.
Гитлеровское командование разработало концентрический удар и начало быстро стягивать петлю сразу со всех сторон. Бросило на блокировку подвижные части, и все устремилось к партизанскому штабу и партизанскому аэродрому. Немцы наступали и днем и ночью. Сабуровцы сражались как львы, но немцев было во много раз больше, и на третьи сутки они уже пробивались к аэродрому.
Аэродром пришлось оставить. Около полумесяца отбивались, маневрируя, сабуровцы. Немецкое командование, видимо, знало, что в соединении Сабурова действуют крупные советские руководители. Поэтому они стремились во что бы то ни стало разгромить отряды Сабурова. А до этого войскам была поставлена задача - не дать ни одному советскому самолету совершить посадку в Полесье.
Хитрыми уловками, мелкими, но неожиданными налетами, засадами сабуровцы измотали немецкие войска. Техника немцев рвалась на минах. Солдаты обессилели в погоне за неуловимым противником. Они так же, как солдаты Кригера в Карпатах, стали морально сдавать.
Тайком, тщательно маскируясь, удалось нащупать площадку для приема самолетов. Неудобную, на песке, - длинную поляну. С большим риском на ней можно было посадить машину. Дело осложнялось еще тем, что летом самолеты летали к партизанам "с подскоком" и в обратный рейс уходили на другую ночь. На партизанских аэродромах дневало иногда по нескольку самолетов. Короткой летней ночи хватало только на один конец. В самую рискованную ночь, когда уже немецкие автоматчики подошли к сабуровскому аэродрому и невдалеке от костров шлепались мины, за час до рассвета совершил посадку наш самолет. Один из лучших летчиков полка Гризодубовой - Феофан Родугин - привел машину по заданию товарища Хрущ?ва. Товарищам Демьяну и генералу Строкачу было приказано немедленно вылететь на Большую землю.
В том, что удастся удержать до следующего вечера аэродром в своих руках, а тем более сохранить машину Родугина способной для полета в далекий шестичасовой рейс, уверенности не было. Где-то в лесу ворчали моторы немецких танков. Минеры кидались им наперехват, но по лесу сплошными цепями шла немецкая пехота с собаками, миноискателями, минометами. Пьяная и нахальная. Было только два выхода из создавшегося положения. Либо сжечь самолет и пробиваться через немецкую облаву, либо поднять самолет в воздух с расчетом уйти от наземной облавы, но через полчаса-час попасть в облаву вражеских истребителей. Уже когда розовела утренняя заря, Феофан Родугин поднял с песчаного грунта самолет и повел его на бреющем над опешившими от неожиданности немецкими войсками.
- Прорвались! - сказал Родугин через десять минут, выходя из кабины летчика.
Наверху сразу посветлело, а через несколько минут лучи солнца позолотили крылья машины.
- Запрашиваю Москву, - доложил командир корабля генералу Строкачу.
- Что дает Москва?
Родугин виновато развел руками. Это означало - связи нет.
Да Строкач и сам знал: когда брезжит заря - утомленные почти суточной работой аэродромщики, офицеры штабов идут на отдых. Надо и им эти несколько часов поспать. В десять ноль-ноль начнется снова трудовой день, который окончится только завтра на рассвете. Только дежурный радист держит точную связь с самолетами, ночью перелетевшими через фронт и сейчас подходящими к своим аэродромам.
- Навряд ли сейчас кто-нибудь ожидает нас в воздухе за пять часов лету над немцами, - сказал Строкач командиру корабля.
- Попробую еще связаться, - словно провинившись в чем-то, ответил летчик.
- Попробуйте...
Товарищ Демьян сидел на жесткой скамье и сортировал какие-то заметки и бумаги. Видимо, смотрел, что нужно уничтожить в случае аварии, а что беречь до самого конца.
И вот тут-то и случилось то, о чем рассказывал мне начальник штаба Гризодубовой.
"Дежурила у нас в тот день радисточка одна. Все мы ее звали Наташа - "Золотые ушки".
Гризодубова отдала уже все приказания, села за руль своего "оппелька". А я остался в штабе. Прилег. Подремлю, думаю, пока. А там и экипажи соберутся. Тогда под душ и на отдых. Родугина мы всю ночь держали на особой связи: знали - обстановка напряженная, знали Родугин повез приказ Хрущ?ва. Но раз нет его до зари... Значит, будем ждать завтра.
Вдруг в это время вбегает Наташа.
- Ты чего, Золотые ушки? - спрашиваю. А она какая-то вся растерянная. "Феофан в воздухе, товарищ начштаба!" - "Как в воздухе? Где?!" Беру радиограмму, глазам своим не верю. "Нахожусь в воздухе... На борту - ценные люди. Номер Родугина". Глянул я на его координаты волосы у меня зашевелились. Ведь это ему, транспортнику, по вражескому тылу до полдня топать! Это все равно, что, извините, голяком через колючую проволоку в десять колов пролезть. "Когда приняла?" спрашиваю. "Только что... Еще все спрашивал: дайте посадку! Дайте где сесть!" А тут уже Гризодубова, командир наш, вбежала. Мы к карте. Ну, где ты была, Золотые ушки, хоть на полчаса раньше? - упрекаем мы Наташу, а сами понимаем, что она тут ни при чем. Раз вылетел - значит другого выхода не было. Но и у нас выхода нет. Товарищи по краю гибели ходят, а чем мы отсюда помочь можем? В тылу врага партизанских площадок десятки. Но там тоже уже часа полтора как никто не только самолета, а и вороны не ждет. Костры разбросали, замаскировались и храпят себе хлопцы. Но другого выхода нет. Даем координаты на ближайший аэродром. Ближайшими к курсу Родугина были площадки белорусских партизан. Вот одна под Мозырем, другая - на реке Друть. "Давать?" - спрашиваю командира. "Давай, Наташа, стучи!" Сами пошли с ней в аппаратную. Тут она сразу его поймала. Ходит наш Феофан по немецкому тылу, между аэродромами немцев, пробирается чуть теплый. Но еще пока живой. Нас сразу услышал. "Давайте посадку!" - просит. Даем ему самую близкую. Через двадцать минут принимаем сигналы: "Сел на дневку. Маскируюсь. Все в порядке". Вот тебе и Феофан. Вот тебе и Наташа - Золотые ушки. Ага... А немцы уже "фоккеров" своих подняли. Гоняют, гоняют. Да нет, брат, близок локоть, да не укусишь. Уж наш "Ли-2" в кустиках сидит, на солнышко поглядывает.