В конце одной затянувшейся вечерней беседы, все более раскрывавшей мне глаза, генерал спросил в упор:
— Почему вы не воспользовались нашим разрешением действовать самостоятельно? А опять подчинились… Так… Слава ковпаковцев — это и ваша слава? Интересный ответ… Ковпак был ранен… Как, вы не знали?.. Неужели скрывал от всех? Ах, старик… Какой старик! Кремень! Здорово… Да, вы правильно сделали, что опять пришли к нему. Он очень тепло отзывается о вас… Я обязательно расскажу об этом Никите Сергеевичу. Это новые отношения командиров…
Спустя несколько дней генерал Строкач повез меня к Никите Сергеевичу Хрущеву.
20
Это были дни деятельной подготовки штурма Киева. Штаб Первого Украинского фронта работал уверенно и четко. Шла работа сложного механизма, осуществлявшего задание Ставки: взять Киев раньше, чем фашисты успеют опустошить его. Уже накапливались войска на плацдармах.
Генерал Армии Ватутин со своего командного пункта наблюдал видневшийся в дымке золотоглавый город.
Никита Сергеевич — член Военного совета важнейшего из Украинских фронтов — принял нас в сельской хате. К Военному совету тянулись многочисленные провода. На огороде трещали моторы радиостанций.
— Кроме дел по фронту, у Никиты Сергеевича еще заботы об освобожденной территории. Берегите его время, — сказал мне по дороге генерал Строкач.
В последний раз просматриваю «простыню», которую сунул мне на аэродроме Ковпак. Ее заботливо составляли в Глушкевичах Базыма и Вася Войцехович. Скрупулезно и внимательно суммировали они донесения командиров батальонов и рот.
Сводка говорит о том, что еще 4708 гитлеровцев нашли себе могилу на украинской земле; о 54 тысячах тонн нефти и бензина, которые пошли дымом; о сожженных танках и сбитых самолетах. Она говорит о том, что отрядами Ковпака уничтожено несколько железнодорожных станций и водокачек; пущено под откос 29 эшелонов, расстреляно 14 паровозов; разбито при крушениях 468 вагонов, платформ, цистерн с горючим на станциях, разъездах и в пути; что к гитлеровскому фронту не доходили вагоны с обмундированием, авиабомбами, снарядами, патронами и продовольствием; уничтожены сотни пулеметов и автоматов разных систем, тысячи винтовок и пистолетов, сотни тысяч патронов, и ручных гранат, и раций, и ракетниц, и прочего военного имущества; о том, что нами взорвано 14 железнодорожных мостов и 2 бронепоезда; разгромлено 17 немецких гарнизонов и взято 5 райцентров; что взорвано 38 мостов на шоссейных дорогах; и о том, сколько уничтожено электростанций, лесопильных заводов, разных мастерских, хлебозаводов, автогаражей, кабеля, радиомаяков, полицейских участков, телефонных аппаратов, пивоваренных заводов, вальцовых мельниц, фольварков, молочарок, продовольственных баз; сколько захвачено на немецких складах сахара, масла сливочного, сыра, соли и табака.
Есть там и такая графа, из которой видно, что из числа трофеев, отбитых у немцев, населению Западной Украины, ограбленному немцами, партизанами были розданы мануфактура, обувь, табак, сахар, масло сливочное, соль, зерно и мука, рогатый скот и многое другое.
В сводке еще сказано о том, что за период рейда в Карпатах ковпаковцы прошли 2500 километров боевого страдного пути, и еще о многом, многом другом.
— Вот из-за чего терпели мы лишения в Карпатах. Стоит ли докладывать ее всю? — спрашиваю я у генерала Строкача.
Он улыбается.
— Тогда у вас не останется времени своих двух слов сказать… Выберите наиболее показательные две-три цифры. Главное — расскажите о людях, об их подвигах.
Но я так и не успел выбрать «наиболее показательные» цифры. Помощник Хрущева полковник Тапочка вышел к нам.
— Прошу. Никита Сергеевич ждет вас.
В дверях мы столкнулись с высоким озабоченным человеком.
— Петр Петрович, — улыбнулся он, — прибыли?
Это был Демьян Сергеевич Коротченко, второй секретарь ЦК КП(б)У.
— Зайдите ко мне после… Обязательно…
Хрущев поднялся из-за стола.
Я впервые представлялся этому известному всей Советской стране человеку. Усталое-усталое лицо.
Я немного робел.
Мне хотелось подвергнуть критике нашу деятельность. Но я отчитывался не за себя…
— Мой командир поручил мне доложить вам…
Усталые глаза внимательно взглянули на меня.
— Я вас слушаю, — сказал Хрущев задумчиво.
Строкач легко толкнул меня локтем. Я вспомнил его слова. Кроме дел по фронту, за плечами этого человека тысячи километров украинской земли — все Левобережье уже было освобождено Красной Армией, — той самой земли, израненной бомбами и снарядами. Разрушенные колхозы, тысячи вдов, сирот, калек… И как-то вдруг побледнела вся наша четырехмесячная эпопея.