— Через семь минут мы причалим, — повторила я.
Точно так и случилось, и я почувствовала невольную гордость.
В тот субботний вечер вся пристань была заполнена людьми, отъезжающих или встречающих среди них было немного. Большинство пришло на пристань просто людей посмотреть и себя показать.
— Нас встречают, как английскую королеву, — сказал калифорниец, когда сквозь дымку он наконец разглядел толпу на пристани.
— Так принято, — бросила я как можно небрежнее. — Тут приходят на пристань просто из любопытства.
Но сказать по чести, даже после пяти лет жизни на Ньюфаундленде я не могла, как этот мой спутник, остаться равнодушной к торжественному моменту — причаливанию судна.
Когда бы я ни приезжала в Торонто, ни разу я не чувствовала такой теплоты. У нас так приветствуют только команду-победительницу соревнования на Кубок Стенли.[23]
Здесь же так встречали всех. Ничей приезд не оставался незамеченным.
Как всегда, на пристани был Дэн Куэйл-младший: он ждал товара, чтобы загрузить свою шлюпку. С ним был одетый с иголочки младший неженатый брат Обри. В руках он держал чемодан.
— В Садберри едут, — сказал Дэн о своем восемнадцатилетнем брате и его друге-ровеснике, которые вместе отправлялись искать счастья. — Говорят, там работы непочатый край.
В толпе я заметила Эдит и Мейзи Пойнтинг. Губки подкрашены, новые симпатичные плащики, а на голове — кудряшки самодельной завивки. Нет, никуда они не едут, просто так пришли. Я остановилась, чтобы перекинуться словцом со своими учениками, и они похвастались, что на экзамене по изобразительному искусству они получили высокие оценки и теперь еще год хотят походить в школу, чтобы закончить ее. Я даже приветливо помахала рукой нашему надувшемуся от важности полицейскому капралу Фрейзеру, и он кивнул в ответ. Вид у него был такой серьезный, словно он был поглощен ловлей преступников.
Погрузив наш багаж поверх наполнивших шлюпку бакалейных товаров Дэна, мы отплыли вместе в сторону Собачьей Бухты. Как всегда, детвора, старики и все местные собаки в сумерках бродили у мостков, ожидая нашего возвращения домой. Их радость была скупа, но само их присутствие говорило о многом. Встречавшие быстро опорожнили шлюпку и понесли наши вещи. Дети спорили друг с другом, кто понесет наши чемоданы, спешили, кто первый расскажет всем, что мистер и миссис Моуэт возвратились и они это видели собственными глазами. В тот день Дэн уже заходил к нам, протопил печь. Дороти аккуратно сложила всю нашу почту стопкой на рабочем кухонном столе.
— Хорошо, что вы вернулись, — сказала она. — Без вас дом темный стоял. — Она прошла за нами в кухню, следом за ней потянулись Сьюзи с Лероем. Они с любопытством наблюдали, как мы снова обживаем свой дом: выкладываем из морозильника еду, чтобы разморозилась, регулируем нагреватель горячей воды — словом, расставляем все по своим местам. Вскоре к нам заглянул их отец. Он уже разложил в лавке товары, которых должно хватить на неделю, и вот теперь заглянул к нам в гости, а заодно решил шугануть младших детей домой спать.
Только Дороти он разрешил остаться. Она принесла показать, как выполнила мое задание по машинописи, которое я задала ей на время моего отъезда.
— Тут без вас такое было! — сказал Дэн, изнемогая от желания немедленно выложить все.
— А что случилось?
— На прошлой неделе на рыбозаводе чего было! Все рабочие из фасовочного цеха ушли домой. Повесили ножи — и по домам. И все тут. А следом за ними — упаковочный! Им паковать стало нечего. Говорят, пятьдесят тонн рыбы протухло на причале у рыбозавода.
— Рано или поздно это должно было случиться, — сказал Фарли, комментируя известие.
— Наверное, давно уже замышляли, но решили дождаться, пока мистер Мосс уедет в отпуск, а мистер Дрейк с женой отправятся на реку лососей ловить. Только мистер Дрейк узнал, что стряслось, — сразу на вертолет и мигом сюда. А здесь его тухлой рыбкой встретили. На заводе ни души, только Гэс Барнс, сторож, машины сторожить остался. Мистеру Дрейку и в голову не могло прийти, что такое может случиться, иначе дома сидел бы.
— А как сейчас? Забастовку объявили? — спросил Фарли.
— Да, сэр. Сказали: не пойдем на работу, пока не будет профсоюза и пока не прибавят зарплату, и все такое. Словом, все, что сейчас им недодано. Оплачиваемый отпуск и прочее. Могу поклясться, не скоро они этого добьются, да и добьются ли — еще на воде вилами писано. Фримэн Дрейк — крепкий орешек. Сказал, закроет, мол, завод да и переведет в другое место. Вот так-то… Да уж, хлебнем мы здесь горюшка. Все уже лишнюю монету истратить боятся.
После событий в Северном Сидни, в которых и сам он участвовал, мысли Дэна Куэйла-младшего были не о рабочих. Он беспокоился о том, что теперь они станут меньше покупать у него в лавке. В общем, наш верный сосед, наш давний друг Дэн переходил на другую сторону баррикады.
Я не знала, что ему сказать. Наступила гнетущая тишина. Фарли заерзал на стуле, поднялся и пошел искать свою трубку и табак.
Я переключилась на Дороти. Вот уже год, как я учила ее печатать на машинке. Ее привлекал стук двух пишущих машинок, ежедневно доносившийся из окон нашего дома, и ей очень захотелось самой научиться печатать. Чтобы она могла практиковаться, Фарли отдал Дороти свою старую портативную машинку. Однако на наши занятия она могла приходить только после школы и притом если не была занята в магазине и если не надо было сидеть с новорожденным Дэнни, так что свободного времени у нее оставалось совсем мало.
Мы с Фарли пришли в восторг, увидев ее работу: несколько страничек, заполненных тренировочными комбинациями букв. Я похвалила Дороти. Ведь если учесть, что печатать ей приходилось лишь поздно вечером, сидя на кровати, где все никак не могла заснуть младшая сестренка Сьюзи, то ее труды заслуживали всяческих похвал.
— А что, Дэн, молодец у тебя дочка! — сказал Фарли. — За что ни возьмется, любое дело у нее так и спорится: взять хоть учебу в университете или курсы медсестер. Она своего добьется.
При упоминании об университете Дэн возмущенно хмыкнул.
— Дороти — старшая, — сказал он жестко, — и должна помогать мне в лавке. Да и зачем девчонке дальше учиться. Образование поможет ей детей растить, что ли?
Я ушам своим не верила: неужели в наше время можно использовать этот затасканный аргумент! Но мне следовало помнить, что для Дэна это все было внове. Мемориальный университет в Сент-Джонсе открылся лишь несколько лет назад, а до того времени уезжать на учебу в Канаду или Англию было привилегией богачей.
В тот вечер я чуть было не сцепилась с Дэном, но, к счастью, сдержалась. Позднее я поняла, что его соображения были не лишены смысла. Действительно, станет ли Дороти счастливее, станет ли лучше от того, что ее пошлют учиться в университет за шестьсот миль от родного дома, в город, которого ее родители и в глаза-то никогда не видели? И будет она жить в одиночестве все лучшие свои годы, когда девушки выходят замуж, а раз так — она обречена либо остаться старой девой, либо выйти замуж за чужака, а значит, навсегда проститься с родным домом. Мне следовало бы помнить о печальном примере Мэри Джозеф и Дорис Риггс.
Я рассказала Дороти о том, что видела Мэри с Дорис в Торонто. Особо не распространялась, просто сказала, что они живут у тетушки Иды Баффет и что обе нашли работу. Правда, я добавила, что Мэри скучает по дому и поговаривает о возвращении в поселок.
— Гм, глупо сейчас возвращаться, — сказал Дэн. — Рыбозавод-то закрылся. Лучше им там пока пожить. Отцу Мэри нынче несладко придется. В этом году Ной не поехал на Рози-ривер с мистером Дрейком.
— Куда ни кинь — все клин, хотя никому от этого не легче, — сказала я Дороти в надежде как-то подбодрить ее. — Сейчас лето, и, раз Рут тоже бастует, вы обе могли бы поразвлечься. Устроили бы пикник на пляже, съездили бы на лодке на остров Дальний, как в добрые старые времена.
Дороти потупилась и искоса взглянула на отца.
— Рут замуж выходит, — выдавила она. — В августе.