Так что рабочие вновь заполнили фасовочный и упаковочный цеха, и конвейер снова пустили в ход. Дэн Куэйл-старший опять стал работать мастером упаковочного цеха, но, к его счастью, дочерей его среди молодых работниц на этот раз не оказалось. Забастовщики ненавидели новых рабочих, Дэн опасался за них. Работа шла медленно, но в конце концов рефрижератор «Гора Сноудон» загрузили мороженым филе, готовя его к отправке в Бостон.
Штрейкбрехеры не ожидали такой неприязни, с какой им пришлось столкнуться. Те, у кого были лодки, однажды в штормовое утро обнаружили, что кто-то ночью перерезал причальные канаты. А то вдруг оказывалось, что сети для ловли омаров изрезаны так, что чинить их нужно не один месяц. Если бы жители поселка имели машины, наверняка их поцарапали бы и разбили бы ветровые стекла.
Пришлось штрейкбрехерам одному за другим убраться восвояси, в свои пусть бедные, зато безопасные поселки. Когда к ноябрю на заводе осталось лишь с десяток издерганных работниц и столько же запуганных рабочих-мужчин, Фримэн Дрейк понял, что пора ставить точку. Да и не сошелся свет клином на этом рыбозаводе. В местах, где постоянно ощущалась нехватка рабочей силы, все его заводы получали солидные субсидии, так что местные власти не посмеют лишить предпринимателя, который дает людям работу, финансовой поддержки. Что он потеряет, если закроет именно этот рыбозавод? В конце концов реальные деньги вложены только в сейнеры и рефрижераторное судно, а их можно перемещать куда угодно.
Тем не менее дом, который Барбара с такой тщательностью меблировала и украшала, придется покинуть. И конюшни придется оставить, а это потеря, особенно для детей. Не имея дома в Балине, будет уже не так удобно пользоваться охотничьим домиком и домиком для рыбной ловли. И, конечно же, Фримэну Дрейку больше мэром не быть. Но он наотрез отказывался вести переговоры с рабочими.
Первой уехала Барбара. В начале декабря она с четырьмя дочками, преданной Эдной, двумя собаками, тремя пони и двумя лошадьми отбыла на «Горе Сноудон» в Массачусетс. Они забрали с собой большую часть мебели. Вот тогда-то и поползли слухи.
Не один год Фримэн грозил, что уедет, и многие уже не верили, что он когда-нибудь решится на такое. Когда же Дрейки отправили мебель и Фримэн официально сложил с себя полномочия мэра, все поняли, что это серьезно.
На доске объявлений рыбозавода появился бумажный листочек с отпечатанным на машинке извещением о закрытии предприятия «Мороженая рыба Балины». Далее сообщалось, что компания прекращает попытки наладить здесь работу в связи с нежеланием рабочих сотрудничать.
Забастовка прекратилась сама собой — предприятия больше не существовало. Фримэн Дрейк выложил свой последний козырь.
Та зима была долгой и холодной. Был создан «комитет действия», который должен был найти возможность открыть в поселке какое-нибудь другое предприятие. Комитет возглавил Мэттью Уэй, который свои надежды связывал с развитием народных промыслов: вязания, изготовления стеганых одеял и моделей кораблей. Но все это была плохо оплачиваемая и нерегулярная работа для женщин и стариков. Стать экономической базой основной рабочей силы эти промыслы не могли.
В тот год большая часть семей жила на пособие по безработице. Во всех бедах люди обвиняли Оби Кендэла, Чарли Куэйла и их друзей. Многие встревожились не на шутку: что, если в поселке теперь вообще не будет никакой работы? Кое-кто из парней начал подумывать о том, чтобы поискать работу на Великих Озерах и в других местах. Чувство солидарности, которое так пленяло меня в жителях Балины, стало иссякать.
Как-то мартовским утром, когда небо затянули свинцовые тучи, я выглянула из окна и заметила, что к нам на крыльцо поднимается какой-то верзила в хорошо знакомой всем форме канадского полицейского. Я открыла ему с чувством легкого испуга, которое всегда возникает, если по ту сторону двери стоит страж порядка.
— Дуг! Дуг Макэкерн! — радостно вскрикнула я, открыв дверь. — Какими судьбами?
Из своего кабинета появился Фарли.
— Привет, старина! С чем пожаловал? Может, понизили в должности? Сослали в глушь?
— Да нет же, нет! Я только что прилетел.
Действительно, на рассвете мы слышали шум садившегося на воду гидроплана, но решили, что кто-то заболел в поселке и это прилетел врач. Значит, ошиблись.
— Мы ввосьмером прилетели.
— Восемь полицейских! С чего бы это?!
— Вы разве не слыхали, что у вас тут ночью произошло?
— Нет. А что?
— Да все разнесли к чертям собачьим! Разгромили принадлежащий компании магазин. Топорами порубили конюшни. В доме Дрейков все стекла перебили. Какой-то умник перерезал канаты яхты «Сэр Фрэнсис Дрейк», и ее понесло в конец каньона, прямо на скалы, а ночью дул восточный ветер, и яхту разбило в щепки. Что же это делается?! Сдается мне, что ущерб тысяч на сто потянет, не меньше. А там пресса пронюхает. В общем, слушайте сообщения радио.
Все это было для нас словно гром среди ясного неба, вон что творилось всего в какой-то миле от нашего дома, а мы ничего и не подозревали. Старый канал передачи новостей больше не действовал: приносивший нам новости Эзра Роуз лежал с артритом, а детвора из Собачьей Бухты с утра была в школе. Ной и Минни Джозеф, часто звонившие нам по телефону, сообщая последние известия, теперь были вынуждены отказаться от телефона, поскольку за него нечем было платить. А Дэн Куэйл-младший, все еще не остывший от своей ненависти к профсоюзу, больше не приходил к нам поболтать. Если нам случалось зайти к нему в лавку за покупками, с нами говорить он не отказывался.
— Капрала Фрейзера известили, по-моему, около полуночи, — начал рассказывать Дуг, присев с чашкой чая на тахту. — Как только он увидел, что происходит, он сразу же вызвал по рации подкрепление. Сержант велел лететь и мне, поскольку я здесь служил и скорее отыщу зачинщиков.
— Неужели? Я, конечно, не прошу, чтобы ты назвал мне фамилии…
— Самое забавное заключается в том, что если я и могу кого-нибудь назвать, то это те, кто выпить любит. Сейчас же дело совсем не в этом! Тут замешаны парни, на которых я раньше ни за что бы не подумал. Один, например, каждый год красил у меня участок. А теперь придется его сажать за решетку. А с ним еще около десятка других, на всех у нас даже места не хватит.
— Многое здесь изменилось за последние месяцы. Ты не поверишь… — сказала я.
— Да, слыхал уж… Сплошные неприятности. Фрейзер просит, чтобы его перевели. Говорит, все равно куда, хоть на Лабрадор. В последние дни — ни минуты покоя. Все тут прямо вверх дном перевернулось. Кстати, знаете, чем занимался Фрейзер прошлой ночью, когда началась вся эта заварушка? Дежурил на главной пристани, хотел застукать молоденьких шлюх на месте преступления. Смит, второй полицейский, преспокойно спал после дежурства. Те, кто учинил этот погром, наверняка знали, что стражи порядка заняты своими делами.
— Ты сказал — шлюх? — переспросила я.
— Ну да, которые берут деньги за услуги. У нас это преследуется законом, — с кривой усмешкой сказал Дэн.
— Да знаю я, чем шлюхи занимаются. Только я никогда не думала, что здесь… у нас…
— Две сестрички. У Фрейзера уже были подозрения, но застукать их он все никак не мог. Поэтому, как только причалил идущий на запад пароход, а это было примерно в час — в два ночи, Фрейзер по рации связался с капитаном. Там они, конечно, ошиваются обе на пристани, ждут. На пристани больше-то никого не должно быть: сильный ветер дул и дождь лил. Капитан ему сказал: мол, на корабль взошли. Тут, уж конечно, Фрейзер на всех парах жмет на пристань, а капитан подсказал, где поискать.
— А откуда ему знать?
— Капитан-то не знает?! Словом, одну Фрейзер застукал. Даже дверь не потрудились запереть. Фрейзер как заорет: «Сколько он тебе дал?», а та: «Один доллар» — и бумажку протягивает. Бедная девчонка! Может, решила, что раз уж забастовка, то и ей должны заплатить побольше?
— Ну и что с ней будет? Ее привлекут за…
— Эту привлекут. А сестру ее, видно, в последний момент кто-то предупредил. Та мигом по сходням и деру вверх по тропинке. Поймать ее Фрейзер так и не смог. Ну, а в это самое время парней двадцать, а может и больше, поджидали за горой своего часа, чтобы отправиться громить хозяйское имущество.