Фримэн был на несколько лет старше жены, высок, красив, и седины в волосах у него было ровно столько, сколько необходимо для мужской привлекательности. Носил твидовые пиджаки, серые фланелевые брюки, шелковые галстуки, и мне почти всегда при виде его на память приходили рекламные изображения знаменитостей, популяризирующих дорогое шотландское виски. Фримэн обожал шотландское виски.
Он был не так общителен, как его жена. Та постоянно называла в дом гостей. Фримэн же в Балине явно чувствовал себя неуютно. Он принадлежал к кругу элиты из Сент-Джонса, и провинциальное общество было ему в тягость. Уже через месяц после приезда он становился раздражителен. Лишь охота или рыбная ловля где-нибудь в глуши приводили его в норму. Этой возможности охотиться и ловить рыбу в местах, где на десятки миль не встретишь ни души, завидовали многие его городские друзья и приятели. Нередко они наведывались в гости, взяв напрокат гидроплан, чтобы потом на борту «Сэра Фрэнсиса Дрейка» отправиться в заповедные места за лососем, за форелью или пострелять лосей и оленей.
В доме Дрейков постоянно принимались гости, не только заезжие приятели, но и кое-кто из живущих в Балине. Именно у Дрейков мы впервые встретились с людьми, которых судьба занесла в Балину со всего света. Их было немного: доктор, медсестра, полицейский, священник и управляющий рыбозаводом. К нам с Фарли Дрейки сразу же отнеслись дружелюбно. Да и появление новых лиц в узком кругу приезжих случалось нечасто. Мы не раз сиживали в просторной гостиной Дрейков с огромными окнами, выходящими на залив и поселок Кишка, вдалеке виднелись горы. Камин горел жарко, кресла были удобны, беседа лилась непринужденно, а на угощение хозяева не скупились. Барбара оказалась превосходной кулинаркой. Что и говорить, здесь нам было сидеть привычней, чем на жестком стуле в кухне наших немногословных соседей по Собачьей Бухте, которые, невзирая на симпатию к нам, никак не могли преодолеть неловкость в общении с Фарли и со мной.
Как-то морозным вечером к нам явился мальчишка с запиской. Хоть я видела его впервые в жизни, он не смущаясь вошел в кухню и уселся на кушетке, дожидаясь ответа. Записку прислал Фримэн; он приглашал Фарли отправиться вместе с ним на яхте «Сэр Фрэнсис Дрейк» поохотиться на турров — маленьких, короткокрылых морских нырков, которых называют еще муррами или гильмотами; их мясо на вкус нечто среднее между рыбой и утятиной. Фарли вовсе не охотник, но тут подворачивалась возможность осмотреть наше побережье. К тому же он только приступил к работе над новой книгой, и его изводили муки творчества. Фарли решил, что небольшое путешествие поможет ему хорошенько продумать замысел и тогда сюжет сам запросится на бумагу.
На следующее утро в полвосьмого к нам явился невысокий, жилистый, по-зимнему одетый человек — Ной Джозеф, проводник Фримэна в его охотничьих и рыболовных экспедициях. Жил Ной неподалеку, в Грязюке, и заглянул к нам по дороге, чтоб проводить Фарли в бухту Кишка. Этот человек играл роль егеря при лорде-охотнике — в местном масштабе. Весь в морщинах, хотя ему было едва за тридцать, Ной принадлежал к тем «диким», как их здесь называли, жителям, которые селились подальше от океана. И хотя за последние полвека многие из них переженились на девушках с побережья, полностью свыкнуться с жизнью рыбаков лесным жителям так и не удалось. Нет-нет да и принимались они подрабатывать лесным промыслом: стреляли дичь, ставили капканы или валили лес, коптили рыбу, а если добивались лицензии, нанимались проводниками к «спортсменам», являвшимся с материка. Ной состоял исключительно при Фримэне Дрейке.
Фарли оделся потеплее, сунул в рюкзак бутылку любимого рома, и они отправились.
Крутился легкий снежок, за окнами посвистывала вьюга. Пытаясь отвлечься, я села писать открытки и письма. Всего за одну неделю с того дня, как отчалил последний перед рождеством пароход, накопилась масса новостей для наших далеких друзей. Но сосредоточиться никак не удавалось. Ветер крепчал. В голове начали роиться сомнения: устоит ли перед океанской волной этот игрушечный «Сэр Фрэнсис Дрейк», эта окованная медью, отделанная красным деревом яхточка, предназначенная для штиля и приписанная к Багамским островам? Метель усиливалась, и я молила бога, чтобы яхта не отчалила. Мне было далеко до легендарной стойкости рыбачек, жен тех, чей удел вести промысел средь пучин морских.
— Верно, боязно в доме одной-то? — участливо спросила Мелита Куэйл, когда я зашла в магазин за продуктами. Если бы не дырка вместо переднего зуба и не чрезмерная тучность, Мелиту вполне можно было бы назвать миловидной. У нее длинные волнистые темные волосы, фиалковые глаза, темные ресницы. Мелита от застенчивости говорит тихо-тихо; застенчивость на Ньюфаундленде — свойство распространенное, никто и не пытается его преодолеть.