Итак, наконец я вижу этих легендарных людей. Они не спускают с нас глаз и следят за каждым нашим движением. Наконец мы причалили, и я занялась работой на палубе, искоса время от времени бросая пытливый взгляд на толпу, собравшуюся у причала. Подтверждая молву, одеты все были и впрямь неказисто: на маленьких девочках непомерно большие, доходящие им до щиколоток выцветшие ситцевые платьишки, а мальчишки в штанах, продранных на коленях, и рваных на локтях рубашках. На краю пристани сидели, болтая ногами, три молоденькие девушки. На всех трех одинаковые красные пластмассовые сандалеты. Потом я установила, что почти на всех детях здесь такие же. Очевидно, в этом году сюда завезли одинаковую обувь. Тем же, кому меньше повезло, пришлось донашивать старые теннисные туфли.
Разглядывавшие меня в упор женщины были и в самом деле одеты в старые, присланные далекими сородичами платья из муаровой тафты, искусственного шелка, линялого однотипного ситца. Именно сюда посылала свои старые платья Барбара Дрейк, и я не могла удержаться от того, чтобы не поискать вещи, которые когда-то принадлежали ей. Волосы у всех женщин и даже у девочек старше десяти лет после самодельного перманента закручивались тугими маленькими завитками, так что головы казались покрытыми каракулевой смушкой. Мои прямые как солома волосы, видимо, вызывали у всех изумление.
В центре толпы тесной группкой стояли старики. Все они были в мешковатых брюках, в теплых фланелевых ковбойках и вязаных шапочках, все курили трубки, жевали табак и не спускали с нас глаз. Наверное, мы им казались пришельцами из другого мира. Ведь мы прибыли на деревянной шхуне, а таких здесь не видывали уже лет сорок. Кроме того, капитан шхуны носил длинную бороду — такую, какая была у их отцов, а ведь мода на бороды прошла тоже сорок лет назад. А вдруг наш маленький кораблик, вроде Летучего Голландца, давным-давно скитается по холодному океану, в то время как жизнь на берегу идет и идет своим чередом?
Молчание длилось долго, очень долго, наконец один из стариков осмелился обратиться к Фарли:
— А что, шкипер, на борту, кроме тебя и твоей хозяйки, никого нет?
— Никого. Мы вдвоем. Приплыли из Балины.
— Он капитан, а я — команда, — добавила я. Именно так я обычно посвящала всех в то, как мы разделяем свои обязанности.
В ответ — молчание. Люди на пристани продолжали смотреть на нас с нескрываемым удивлением. У них женщины в море не ходят, а если это и случается, то только в роли пассажирок, да и то соглашаются они на это с большой неохотой. Я посмотрела на девушек, сидевших на краю причала, и улыбнулась им. Все трое светловолосые и, несмотря на нелепый перманент, прехорошенькие. Но они в ответ не промолвили ни слова и даже не улыбнулись. Очевидно, чувство морского товарищества здешним женщинам неведомо.
— А нельзя ли у вас тут свежей рыбки купить? — спросил Фарли, ни к кому в отдельности не обращаясь.
— Нету, сэр. По воскресеньям не ловим. Грех.
Ну да, сегодня же воскресенье. День отдыха. Интересно, подумала я, чем они занимаются по воскресеньям? Церковь здесь была, а вот священника не оказалось.
Я спустилась в каюту и занялась приготовлением ужина из того, что было под рукой — говяжья тушенка с картошкой. Хорошо бы, завтра кто-нибудь из здешних жителей отправился порыбачить.
Пока мы возились с ужином, толпа все не расходилась. Несколько зевак отошли, но на их место явились новые. Стало ясно, что они нас в покое не оставят. Несмотря на непрекращающуюся вахту на пристани, мы, по своей укоренившейся привычке, пили кофе на палубе, чтобы полюбоваться закатом и таким образом отметить конец еще одного дня. Когда последний солнечный луч погас на западе, все зеваки убрались с причала. И тут я увидела такое, чего ни раньше, ни потом мне видеть не доводилось: затянутые кружевными занавесками окна в деревушке засияли мягким золотистым светом керосиновых ламп. Мы с Фарли еще долго любовались этим необычным зрелищем, пока окна одно за другим не стали гаснуть — обитатели домиков ложились спать. Тогда и мы спустились в каюту, задули свою лампу и влезли в спальные мешки. Я тут же погрузилась в беспокойный сон, предвкушая завтрашнее знакомство с жизнью поселка Рози-ривер.
15
Все тридцать четыре домика деревушки располагались на пятачке площадью не более одного городского квартала. Казалось, деревушка бежит под уклон, а тыльной стороной упирается в стену скалы-монолита. Скала была неприступной, как южный траверс Эвереста. Мне сказали, что ни один безумец не отважился на нее забраться. Впрочем, жителям поселка Рози-ривер хватало забот и без всяких восхождений.