— Виноват, товарищ старший матрос, не заметил, — заговорил доверчиво он. — Из кино я иду. Пуговицу, наверное, оборвали в темноте, когда выходил. Не заметил, виноват.
— Верю, что в кино оборвали, — согласился Черноус. — Но вы говорите, не заметили, а зачем же рукой прикрывали?
Ефрейтор покраснел еще сильнее, замялся, переводя просительный взгляд с Черноуса на Нагибина. Тот смотрел на него хмуро, отчужденно. Окинув презрительным взглядом Баркова, проговорил грубо и властно:
— Не крути хвостом: ясно все, — и, обращаясь к Черноусу, добавил — Чего с ним, солдатом, чикаться! Возьмем документы и пусть прогуляется в комендатуру. Будет порядок…
— Прекратить! — резко оборвал матроса Черноус. Нагибин опешил и притих, удивленно глядя на старшего матроса. Что с ним стряслось? Никогда такого не бывало.
Ефрейтор еще плотнее прижал руки к бедрам, подтянулся и теперь уж бесстрастно и прямо смотрел только на Черноуса.
— Покажите ваши документы, — опять спокойно обратился старший матрос к нему. Ефрейтор не торопясь с достоинством достал документы.
Посмотрев, Черноус возвратил их.
— Как же вы пойдете теперь по городу без пуговицы, с заткнутым за ремень хлястиком? — спросил он после непродолжительного молчания. — Остановят опять, будет два замечания вместо одного.
— Я забегу к знакомым, пришью, — обнадеженный, ефрейтор заметно оживился. — Здесь рядом. Я сейчас же устраню непорядок. Разрешите идти, товарищ старший матрос?
— Не разрешаю, товарищ ефрейтор. Пойдете с нами в комендатуру, там пришьете.
Ефрейтор, поняв, что все потеряно, что этого моряка не разжалобишь и не уговоришь, сразу расслабил тело и положил руку на ремень.
— Ладно, — протянул он ехидно и многообещающе. — Мы тоже несем патрульную службу, — и неожиданно перешел на «ты». — Сердца у тебя нет. Не моряк ты, а солдафон.
— Жаль, — отрывисто выдохнул Черноус, подытожив какие-то свои мысли. — Браниться незачем. Пойдемте.
Черноус пошел, но вдруг остановился и пристально всмотрелся в реку. В белесых сгущающихся вечерних сумерках река в рамках потемневших берегов казалась светлее прежнего. Черные льдины неслышно скользили по светлой дороге.
— Смотрите, — обернулся Черноус. — Что там шевелится на льдине? Вон. Видите?
— Коза! — закричал весело Нагибин, забыв о недавней обиде. — Чудеса!
Льдина быстро приближалась, и вскоре стало слышно прерывистое козлиное блеяние.
— Под мостом перевернет и разобьет, — сказал Черноус. — Погибнет коза.
— Вот будет смеху! — с мальчишеским задором прошептал матрос. — Стоит посмотреть.
— Смех тут не к месту, — недовольно пробормотал Черноус, посматривая то на льдину, то на берег и что-то прикидывая в уме.
— Ага! — оживился он, показав куда-то рукой. — Там близко проплывет. За мной!
Черноус побежал назад. Нагибин с видимым удовольствием— за ним. Только ефрейтор поотстал. «Уйти — и все, — подумал он, но колебался. — Хуже бы не получилось. Документы смотрел, наверное, запомнил». Барков потоптался на месте. «Этот запомнит», — решил наконец он, наблюдая за Черноусом. Тот ловко и уверенно пробирался, прыгая с камня на камень и балансируя по узкой отмели — остаткам каменного основания, разрушенного во время войны и разобранного моста.
Ефрейтор Барков подбежал к матросам в тот момент, когда льдина уже подплывала к отмели.
— Проплывает мимо, — тревожно сказал Черноус, не сводя глаз с льдины. — Метрах в пяти.
Он повернулся к спутникам, взглядом спрашивая: «Как быть?».
Барков пожал плечами, а Нагибин начал весело фантазировать:
— Крюк бы сюда: раз за шерстянку — и на берег. Или бросательный — моментально бы зацепили за рога. Чудеса — коза на буксире!
Его забавляла эта неожиданная история с козой, лицо матроса задорно сияло.
Льдина почти поравнялась с отмелью. Черноус скинул с себя бушлат, бескозырку и решительно шагнул в воду. Нагибин ахнул, а ефрейтор машинально придвинулся ближе к воде. Черноус сделал несколько шагов и погрузился по пояс. Вокруг его тела закружились маленькие водоворотики и вспененные бурунчики. Сильное течение тянуло старшего матроса в сторону, но он, преодолевая его, наклонился вперед, упершись в дно широко расставленными ногами. Взглянул на льдину и еще подвинулся вперед, погрузившись в воду по грудь. Казалось, льдина вот-вот наскочит прямо на него, ударит и собьет с ног.
— Назад! — истошно выкрикнул Нагибин. — Ударит!
Льдина стремительно надвинулась на Черноуса, но он, чуть подавшись грудью назад, чтобы пропустить ее, вытянул перед собой руки и схватил козу за ноги. В следующий момент она уже лежала серым воротником на шее моряка, мелко дрожа и надсадно блея. Льдина же скользнула в тень от моста, ударилась об опору, развалилась с глухим треском и ушла под воду.
Черноус, наклонившись против течения, с минуту постоял, находя равновесие, затем начал медленно приближаться к берегу, переступая с ноги на ногу. Он почти добрался до берега — вода доходила лишь до колен, — когда левая нога его провалилась в яму. Черноус, сопротивляясь, медленно повалился на бок. Коза заблеяла пуще прежнего и затрепетала. Ефрейтор Барков, подняв облако брызг, бросился на помощь и поддержал моряка.
Наконец они выбрались на сушу. Черноус опустил козу на землю, щелкнул по рогам и улыбнулся.
— Ну вот и порядок, дурашка.
Вверху раздались аплодисменты и крики. Старший матрос поднял голову и увидел толпу зевак.
— Пойдемте, — заторопился он, надевая бушлат и бескозырку.
— А козу? — забеспокоился молчавший все это время Нагибин. — Козу куда? В комендатуру отведем, а?
Черноус и Барков переглянулись и расхохотались.
— Чего ржете? — обиделся Нагибин. — Передадим милиции, найдут хозяина.
Но хозяин нашелся и без милиции. К ним подбежала, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, полная женщина в мужском пиджаке и цветастом платье. Растрепанная, запыхавшаяся, она подкатилась к козе, схватила ее за рога и сдавленно пропыхтела: «Моя». Женщина села, вернее, бессильно плюхнулась на землю рядом с козой и, не сводя, глаз с военнослужащих, что-то попыталась сказать, по-рыбьи двигая широко разинутым ртом, в котором поблескивали золотые зубы.
— Значит, ваша коза? — спросил ее Черноус.
Женщина торопливо закивала головой.
— Ее, ее, — подтвердило несколько голосов из толпы наверху. — Известная дама.
— По базару, — добавил кто-то под дружеский смех.
Женщина метнула гневный взгляд в сторону зевак и снова уставилась влажными глазами на спасителей.
— Голубчики, — выдавила она наконец из себя членораздельные звуки. — Спасибо. Кормилицу мою. Голубчики. Гуляла она. На льдине — сено. Прыгнула. Льдину и понесло. Бежала я — отстала. Голубчики… Приходите. Молочком угощу.
Черноус кивнул головой:
— Ясно, мамаша. До свидания.
Все трое поднялись наверх и заспешили по улице. Навстречу им уже бежал взволнованный лейтенант.
— В чем дело? — строго спросил Карасев, предчувствуя что-то недоброе. — Толпа собралась. Что-нибудь случилось?
Старший матрос спокойно и коротко доложил.
— Так, — перевел дыхание офицер и успокоился. — Хорошо. А ефрейтор?
— Задержан. Пуговицу у него оторвали в кино, потом… — Черноус помедлил, — воротник был расстегнут. Прошу…
— Немедленно в комендатуру. Бегом! — приказал лейтенант, прервав матроса.
— Есть, — ответил Черноус. — Прошу, товарищ лейтенант, отпустить ефрейтора, так как…
— Куда отпустить?! — возмутился лейтенант. — Вы же мокрые, простудитесь. Бегом в комендатуру, к дежурному врачу. А потом ефрейтор может идти, но, чтобы впредь…
Офицер погрозил пальцем.
— Слушаюсь, — весело щелкнул мокрыми сапогами Барков.
— Есть.
И старший матрос с ефрейтором побежали. Но Черноус, вспомнив о чем-то, возвратился и доложил: