Выбрать главу

— Балтийский привет! — взволнованно приветствую я незнакомца и жду ответа.

— Океанский привет! — кричит парень.

— Значит, тихоокеанец?!

— Так точно! «И на Тихом океане свой закончили поход».

Парень подошел, дружески улыбнулся, опустил на дорогу книги.

— Моряк? — спросил он.

— Старший лейтенант, бывший командир четвертой боевой части эскадренного миноносца! — с комической важностью отрапортовал я.

Парень вытянулся, отчеканил:

— Есть! Старшина второй статьи Крабов, комендор крейсера.

Мы крепко пожали друг другу руки.

— Какая волна забросила вас на сей малонаселенный остров? — спросил я шутливо и широким жестом обвел вокруг.

— Комсомольская волна. После демобилизации закончил институт и двинул сюда… на целину. Здесь, как в море, — простор! Есть где развернуться. И главное — люди здесь замечательные. Лучших из лучших послали сюда — так я понимаю. И горжусь.

— Поживем — увидим. Я тоже после флота доучился в литературном институте и… вот. Поработаем!

— Да-а, — Крабов посмотрел вдаль, прищурился, — Здесь есть работенка для рук и для души. Хватит на всех. Значит, вы из редакции?

— Так точно, собственный и неподкупный корреспондент.

— А сейчас куда едете?

— Пока иду, но думаю ехать до Назаровки.

— Логично. Назаровка от нас вправо. Я знаю. — Он улыбнулся каким-то своим хорошим мыслям. — А мы с Леной первыми сюда приехали…

— С какой Леной?

— Ах, да вы же не знаете. Лена — это моя жена.

Крабов степенно одернул полы бушлата, как бы подчеркивая этим сказанное.

— Вы учитель? — спросил я, оглядывая книги.

— Нет, агроном. Это для Лены — она учительница. Был в райцентре и попутно выполнил заказ. Вот и таскаюсь теперь с книгами.

Крабов развел руками и важно добавил:

— Семья. Заботы. Вам не приходилось?

— Нет. Я один.

Агроном посмотрел на меня с сожалением и покровительственно сказал:

— Ну, ничего, ничего… Это поправимо. Мы с Леной уже два года вместе. Встретились случайно и, знаете, на редкость удачно. Лена — такая жена!.. Ну, и я, — он замялся, — стараюсь быть, — агроном опять запнулся, — хорошим.

Он явно чувствовал свое превосходство надо мной и старался быть на высоте.

«Счастливый», — с завистью подумал я и, вздохнув, глубокомысленно изрек:

— Хорошая жена — половина успеха в жизни. Но хорошую подругу трудно найти. Несколько лет нужно, чтобы узнать человека, не ошибиться…

— Не всегда. Иногда даже совсем наоборот, — возразил Крабов. Он помолчал, откашлялся и доверительно проговорил:

— Скажу вам откровенно: Лену я с первого взгляда полюбил.

— Не может быть.

— А вот, оказывается, может быть. Больше того, я не нал точно, как ее зовут. Подошел и сказал: я вас люблю.

— Смело!

Крабов испытывающе взглянул мне в лицо. По всему было видно, что он гордится своей женой и никому не позволит каких-либо шуточек в ее адрес.

— Когда любишь по-настоящему — смелость придет.

— Интересно. А ведь я во всех книжках читал, что влюбленный всегда нерешителен, растерян.

— В жизни бывает по-разному. — И вдруг спросил: — Ждать будем или поплывем на своих двоих?

— Поплыли, — махнул я рукой. — А то тут можно ждать весь день. Давайте мне связку.

— Ничего, я сам.

— Давайте, давайте. Разделим пополам. Вот так — будет законно.

Я взвалил на плечи пачку книг, и мы зашагали по дороге. Я начал расспрашивать Крабова о жизни, о работе. Как-то незаметно мы снова перешли к разговору о Лене — жене Крабова, и вот что он рассказал мне о своей «любви с первого взгляда».

…— Учился на последнем курсе сельхозинститута. Конец обучения, дипломная работа — волосы дыбом, вы знаете. Однажды вхожу в городскую библиотеку, открываю дверь… И сталкиваюсь с ней. Понимаете, случайно, совершенно случайно. В дверях не разойтись: узка, а я, как посмотрел на нее, так и замер. Стою. «Простите» — говорю, — «простите», — а сам ни с места.

— Да пропустите же меня! — сердито сказала она. Я поспешно отступил назад. Она улыбнулась, взмахнула маленьким портфельчиком и побежала. Я пошел вслед за ней. Идем. Так и дошли до пединститута. Она вошла в здание, а я, честное слово, я вдруг почувствовал себя так, словно потерял в жизни самое дорогое. До вечера бродил сам не свой, думал: как я раньше не замечал ее. Мы же очень дружны с пединститутом и часто бываем у «учителек» на вечерах. Удивительно!

В этот день я так и не увидел ее. Не увидел и на второй, и на третий, и на четвертый день. Заскучал, знаете. Все думал и думал о ней. Наконец не выдержал, пошел в пединститут. Вхожу в вестибюль — пусто. Куда идти, кого спросить, а главное — как спросить? Ни имени, ни фамилии не знаю. Прошел взад-вперед и остановился у доски отличников. Я испугался даже… Вгляделся… Она! Сердце, знаете, застучало чертовски сильно. А она спокойно так, чуть насмешливо глядит на меня с фотографии.

Внизу тушью написана фамилия и инициалы. «Елена», — догадался я.

Заметьте: передо мной были только инициалы, а я назвал ее сразу по имени, и оказалось — точно. Сердце подсказало, что ли… Да… Оглянулся я вокруг — никого нет. Быстро сорвал фотокарточку — и вдруг, как выстрел, окрик:

— Стой! Не шевелись!

Я остолбенел. Откуда-то вынырнул усатый старик и, опираясь на палку, прихрамывая, подскочил ко мне, загородив путь к дверям.

— А, зелена муха, попался! — Старик облегченно вздохнул, словно всю жизнь караулил меня и наконец поймал. — Так вот ты какой!

В голосе старика слышались нотки злорадства, радости и восхищения. Усы его свирепо шевелились, палка угрожающе покачивалась в узловатой руке. Он осматривал меня, как обреченную на гибель жертву.

— А я с ног сбился — хоть доску снимай: половину карточек посрывали. Кто, думаю, это? А ты — вон какой, зелена муха. Нуте-ка, молодой ферт, выкладывай карточки моих студенток.

— Папаша, простите. Это — моя… Я люблю ее, — ляпнул я в оправдание.

Старик крякнул, отступил на шаг, оглядел меня.

— Любишь?

— Люблю, папаша.

— Всех пятерых, что ли?

— Что вы! В первый раз… Простите, я больше не буду.

— Любить не будешь?

— Нет… карточки срывать.

Старик помолчал, распушил усы. Я виновато протянул ему фотокарточку. Старик взял, повертел в руках и с гордостью сказал:

— Лучшая студентка, а ты — срывать. — Да… — Старик помолчал и вздрогнул. — Эх, годы, годы, зелена муха, — и вдруг, словно спохватившись, сурово сдвинул брови, поспешно сунул мне в руку карточку и срывающимся голосом скомандовал:

— Марш! Нарушаете порядок, портите наглядную агитацию! Чтоб не видел больше, зелена муха!

Я схватил фотокарточку и выскочил на улицу, как снаряд из пушки.

В следующий раз я встретил Лену в трамвае. Мы оказались вдвоем на площадке. «Ну, — решил я, — сейчас или никогда», — и смело шагнул к ней. Она вскинула голову и уронила деньги, приготовленные для билета. Я бросился собирать. Собрал и, подавая их ей, неожиданно, знаете, так вот и сказал просто:

— Я люблю вас, Лена.

Она испуганно-недоуменно посмотрела на меня, взяла деньги и, опустив глаза, тихо сказала:

— Спасибо.

…Рассказ Крабова прервал гудок. Мы повернулись: машина! Дружно «проголосовали». В кабине грузовика сквозь запыленные ветровые стекла я увидел шофера и девушку в косынке. Машина проскочила мимо, обдав нас пылью и дымом, замедлила ход и остановилась. Из кабины вылез пожилой мрачный человек в засаленном комбинезоне, в кепке, надвинутой на широкие черные брови.

Пока мы подбегали, он профессиональным шоферским приемом ударил каблуками сапог в шины и, выплюнув окурок, окинул нас быстрым недоброжелательным взглядом.