3 апреля 1538 года великая княгиня Елена неожиданно скончалась. Ей было не больше 25 лет. Скоропостижная смерть молодой женщины вызвала слухи об ее отравлении. Об этом писал Сигизмунд Гербертштейн в своих донесениях венскому двору. Результаты исследования захоронения Глинской, выполненного уже в наше время, дают основания утверждать, что эти предположения не так уж беспочвенны: в останках правительницы был обнаружен мышьяк.
Конюший боярин князь Иван Овчина-Оболенский вполне мог остаться у власти в качестве главного опекуна малолетнего царя Ивана даже после смерти своей благодетельницы. Но у него не было поддержки среди членов Боярской думы. Более того, многие бояре встретили кончину Елены Глинской с ликованием. Спор о том, кто будет управлять государством, решился во время погребения великой княгини. Тогда бывший регент князь Михаил Тучков, как позднее утверждал Иван Грозный, произнес «многие надменные словеса» и тем уподобился ехидне, «отрыгивающей яд». О чем были эти «словеса», навсегда запомнившиеся семилетнему мальчику? Видимо, бывшему фавориту припомнили непозволительную связь с матерью царя.
Внезапность смерти правительницы не позволила Овчине подпить по тревоге войска, на которые он мог бы опереться. Напротив, князья Шуйские успели вызвать в столицу своих «боевых холопов». Результат не заставил себя ждать.
О дальнейшей судьбе бывшего фаворита существуют разные предположения. По одной из версий, Овчина-Оболенский был «рассечен на куски» сторонниками Шуйских на седьмой день после смерти Глинской. По другой — боярина схватили «боярским советом князя Василия Шуйского и брата его князя Ивана и иных единомысленных им… и посадиша его в палате за дворцом у конюшни, и умориша его гладом и тягостию железною». По третьей версии, состоялся суд, приговоривший Овчину к смертной казни за намерение «овладеть государством» (как мы помним, именно в этом преступлении князь Иван Федорович обвинил Михаила Глинского). Сестру его Аграфену Челяднину сослали на север в Каргополь и насильно постригли в монахини.
С этого времени начинается непрерывная борьба боярских группировок за власть. Шуйских у престола сменяли Бельские, Челядниных — Гинские. Вооруженные отряды противоборствующих кланов нередко брали штурмом Кремль и устраивали резню. Лучше, чем Иван Грозный, о том никто не поведает: «Бояр наших, и доброжелателей нашего отца, и воевод перебили… тех же, кто более всех изменял отцу нашему и матери нашей, выпустили из заточения и приблизили к себе… Сокровища матери перенесли в большую казну, а остальное разделили… Все расхитили коварным образом… Всех подданных считали своими рабами, своих же рабов сделали вельможами, делали вид, что правят и распоряжаются, а сами нарушали законы и чинили беспорядки». Классическая характеристика Смутного времени.
Верноподданный Симеон Бекбулатович:
от татарского царевича до великого князя всея Руси
В 1575 году Иван Грозный отрекся от престола. На московский троп вступил царевич из рода Чингисхана. Русская история могла бы быть совершенно иной, унаследуй он политическую волю, мужество, вероломство и амбиции своего великого предка. Но он всего лишь точно и честно исполнил отведенную ему скромную роль в блестящей политической комбинации, придуманной Иваном Васильевичем с размахом, достойным его шекспировской эпохи. История марионеточного правления в России, интересная сама по себе, серьезно повлияла на паше политическое сознание, впервые так наглядно продемонстрировав, что Власть и Ответственность могут быть совершенно не взаимосвязаны. В дальнейшем этим приемом пользовались неоднократно (конечно, не в столь радикальной форме, а скорее под девизом «Не ведает царь, что творят его бояре»), и эффективность его весьма ценили. А царь Симеон, герой и жертва этого беспрецедентного исторического трагифарса, оказался забыт…
Потомок Чингисхана
Не все сегодня слышали об этом российском государе, а если его правление и упоминается в учебниках истории, то только как странный курьез, сумасбродство Грозного. Современники отнеслись к этому иначе. Дело в том, что крещеный татарский царевич Симеон царем стал задолго до коронации в Успенском соборе.
В нем текла благородная кровь Чингисидов. До крещения он именовался Саин-Булатом. Его отец Бек-Булат являлся прямым потомком властителей Орды — внуком последнего золотоордынского хана Ахмата. В 1558 году Иван IV пригласил Бек-Булата к себе на службу. Достоверно известно, что в 1563 году тот участвовал в военном походе под Смоленск, а уже в 1566 году «голову положил на государевой службе». После его смерти службу продолжил сын. В официальных документах Саин-Булат именовался астраханским царевичем. Однако в конце 1560-х годов в его судьбе произошел первый взлет: Иван Грозный посадил Саин-Булата на престол в Хан-Кермане (Город Хана), как в то время называли Касимов.
Царь Иван IV Васильевич Грозный.
Гравюра неизвестного западноевропейского мастера. XVI в.
После распада Золотой Орды татары нередко переселялись в пределы Московского княжества. Отпрыски знатных ордынских фамилий вместе с чадами и домочадцами просили у великих князей службы и места для проживания. В разное время выехавшим из Орды царевичам давались в удел исконно русские юрода. Татарский мурза Кайбула владел Юрьевом, Дербыш-Алей — Звенигородом, Ибака — Сурожиком.
В правление Василия II наблюдался такой наплыв татар на московскую службу, что при дворе русские чувствовали себя отодвинутыми на второй план. В российском дворянстве можно проследить несколько сот фамилий тюркского происхождения — Аксаковы и Юсуповы, Бердяевы и Тенишевы, Урусовы и Карамзины, Третьяковы и Чаадаевы и многие другие…
Почему Москва с таким вниманием относилась к бывшим поработителям? Во-первых, высокое происхождение татарских эмигрантов позволяло им претендовать на ханские троны в Казани, Астрахани и Бахчисарае. Во-вторых, трехвековое подчинение Золотой Орде выработало на Руси стойкое почитание династии Чингисхана, которая там правила. По свидетельствам летописцев, татарские царевичи при кремлевском дворе считались «честию бояр выше». И не раз случалось так, что, отправляясь на воину, московский великий князь передоверял управление страной не боярам, а одному из своих татарских подданных. Например, на время похода на Великий Новгород в 1477 году Иван III поручил все дела татарскому царевичу Муртазе, бывшему у него на службе; позднее, в 1518 году, сын Ивана, Василий III, при приближении к столице войск крымского хана бежал из Москвы, возложив ее оборону на татарского царевича Петра…
Касимовский хан
Касыму, сыну первого казанского хана Улуг-Мухаммеда, московский великий князь Василий Дмитриевич пожаловал Городец-Мещерский (с тех пор этот город в Рязанской области носит название Касимов). Владения вокруг Касимова составили зависимый от Москвы улус.
Однако вначале все обстояло совсем по-другому. Основание Касимовского ханства было вынужденной уступкой Орде.
Все началось с того, что в 1437 году в результате внутренних разборок внук знаменитого Тохтамыша хан Улуг-Мухаммед потерял престол в Большой Орде. Спасаясь, он бежал в Бслевскос княжество на границе Руси. Однако такое соседство не понравилось великому князю Василию И, который послал к Белеву войска. Улуг предложил принять его в московское подданство, обещал верно служить, стеречь границу. Все тщетно. Московские рати устроили страшный разгром, Улуг-Мухаммед снова был вынужден бежать. Однако вскоре его дела наладились. Он обосновался в Казани и принялся мстить. В 1445 году татары захватили Нижний Новгород, а затем в битве под Суздалем взяли в плен самого Василия II. Тот откупился суммой, равной которой не встречалось в истории России — 200 тысяч рублей (по другим источникам — «вся казна»). Попятно, что таких денег у незадачливого великого князя не было. Как бы в залог Василия II заставили дать обширное земельное владение сыну победителя — царевичу Касыму.