— Что это он еще там вытворяет? — спросил я, кивнув на автомат.
Гус снова нагнулся к индикаторам компьютера.
— Понятия не имею, — проворчал он наконец. — Он выполнил программу и уже добрую минуту не передает никаких данных…
— Скажи ему, чтобы перестал развлекаться и возвращался…
— Угу…
В голосе Гуса слышалось колебание. Словно ему очень бы хотелось подождать и посмотреть, что еще «выдумает» высланный нами автомат.
Однако, сигнал ему послал сразу же. Автомат развернулся и двинулся в направлении люка. Три минуты спустя мы въехали на ровную, плотную полосу дороги.
— Чистюли, — заметил я.
— Что?
— Тутошние хозяева. Дорога настолько чистая, словно за этим непрерывно присматривают. Я бы не удивился, если бы эта вибрация одному этому и служила. Зимой она же может ликвидировать заносы. Подогревать.
— Если тут есть зимы, — заметил Гус.
— Вот именно. Простенько и удобно. Один генератор, система небольших усилителей — и никаких хлопот.
Он призадумался. Потом заметил:
— С тем же успехом они могли там расположить информационные линии. Под поверхностью дорог. Нам не встречались ни кабеля, ни передатчики. Радио молчит.
— Могли, — согласился я.
Заработался. «Технарь» был бы мной доволен. Так ему и скажу, как только увидимся.
Прежде, чем я возьмусь за дело, надо разобраться еще с парой вопросов. Например, с указателем температуры.
Я перехватил взгляд Гуса. Он уже несколько раз косился в сторону датчиков. На лице его рисовалась озабоченность.
— Тепло, — признался он под конец.
— Теплеет, — поправил я.
Я начинал понимать ту музыку, под которую наш автомат совсем недавно выплясывал на поверхности дороги свой нелепый танец. Нелепый? Он просто хотел удостовериться. Он заметил, что температура поверхности растет. Процесс, очевидно, протекал крайне медленно, или же он слишком недолго там находился, чтобы передать конкретную информацию.
Мы проделали еще несколько десятков метров. Вполне достаточно, чтобы все сомнения исчезли.
— Кажется, мы выбрали верное направление, — фыркнул Гускин.
Я думал о том же. Они подогревают дорогу. Хотят согнать нас с нее. Детские штучки. Панцирь летуна выдерживает до двух тысяч градусов. Потом мы начнем поджариваться. Даже подгорать. Но до того, как это наступит, сама дорога потечет.
— Сколько у вас там? — заинтересовался Сеннисон.
Он не спускал с нас глаз. Как обнадеживает.
— Около… — начал Гус.
— Сам не видишь? — перебил я.
Какого черта. Раз он так тревожится о нашей судьбе, пусть время от времени взглянет на указатели. А для болтовни у него есть Реусс. Пусть пользуется его присутствием. Пока ему это удастся.
Динамик умолк. Полоса, над которой двигался летун, достигла температуры в четыреста градусов.
— Хотел бы я посмотреть хоть на одну их машину, — заметил Гускин.
— Чего ради?
— Горючее, — объяснил он. — Если они применяют взрывчатые смеси, например, газовые, то должны возить с собой баллоны. Стоит подогреть такой баллон до определенной температуры, и произойдет взрыв. Достаточно гигиеничный способ избавляться от визитеров…
Неглупый парень этот Гускин. Даже когда говорит.
— Вскоре мы это выясним, — пообещал я.
Дорога удалялась от гор. Она широкой дугой спускалась в котловину и, не приближаясь к реке, шла параллельно ей, прямо к замыкающему горизонт хребту. Температура поверхности дошла до шестисот пятидесяти градусов, и вот уже несколько минут перестала подниматься. Воздух в кабине был сносным. Зато вентиляторы климатизаторов работали на полных оборотах.
— Если они ни на что большее не способны… — хмыкнул немного погодя Гускин.
В голосе его проступало разочарование.
— Вскоре выясним, — повторил я.
Прошло еще добрые двадцать минут, когда перед нами что-то заблестело. Мы тормознули.
Это была река. Не наша, вдоль которой мы двигались до сих пор. Один из ее притоков, берущий начало в горах. Дорога пересекала ее под прямым углом. Вдали был виден мост, а точнее — виадук, напоминающий гигантскую игрушку. Шоссе, не поддерживаемое ни столбами, ни быками или чем-либо, что бы указывало, что там укрепили его конструкцию, просто бежало дальше, не обращая внимания на разверзшуюся под ним пустоту. Эта вторая река текла в достаточно глубоком каньоне.
Я как раз хотел сказать Гусу, чтобы он на всякий случай увеличил скорость, когда в долю секунды мост, находящийся от нас уже не дальше, чем в пятидесяти метрах, оказался охваченным огнем. Мы едва успели затормозить.
— Кое-что они, однако, умеют… — буркнул я.
Гускин глянул на меня, покачал головой, словно хотел сказать, что ожидал от меня большего, и вызвал автоматы.
На этот раз он выслал их два. Они не воспользовались дорогой. Шли вдоль нее, на расстоянии в несколько метров. Приблизились к краю каньона, и только тогда направились в сторону моста. Через минуту остановились.
Температура «пылающего» виадука не превышала шестисот пятидесяти градусов.
— Пугают, — сказал Гускин.
— Ага. Фата-моргана. Странно, что они всю дорогу не сделали невидимой.
Огонь, ясное дело, был фальшивым. Применялись, очевидно, силовые поля, используемые примерно так же, как в случае с «защитой» световода.
Автоматы возвратились. Мы без малейших хлопот проскочили над мостом. С высоты кабины летуна там не было видно ничего, что напоминало бы пламя.
Похолодало. Вентиляторы резко сбросили обороты, но еще какое-то время продолжали гнать в трубы климатизаторов ледяной воздух, замороженный в криоэнергетических камерах силового отсека аппарата. За мостом температура дороги не отличалась от окружающей.
— Пришли к выводу, что мы — другой природы, — сказал Гускин не без оттенка задумчивости.
Получалось, что шестьсот градусов были для них непреодолимым барьером. По крайней мере, для их машин. Эта информация могла пригодиться. Мы тоже умеем подогревать участки почвы. Даже без использования дистанционно управляемых устройств. И даже в том случае, если там окажется не земля, а, к примеру, белая пирамида…
— Перехожу на телеметрию… — неожиданно прозвучал голос Сеннисона. — В случае чего — сообщайте. У нас тут кое-какие делишки… — добавил он и умолк.
— Может, нам вернуться? — спросил Гускин.
Динамик не ответил.
Я подумал, что «делишки» могут оказаться посерьезнее, чем «кое-какими», поскольку уж Сен решил отказаться от прямой связи. Когда он хочет, то может быть деловитым. Этим «у нас» он коротко и ясно дал понять, что хлопоты у него не из-за Реусса.
— Они справятся, — уверенно заявил я.
Гускин многозначительно вскинул голову, словно хотел и подчеркнуть, что в этом вопросе продолжает придерживаться собственной точки зрения, но не изменил положения рулей.
В нескольких сотнях метров дорога отклонялась от диаметра, пересекающего котловину, и резко сворачивала на запад. Район повышался. Мы двигались прямо в направлении бокового горного хребта. Перед нами понемногу открывалась глубокая, резко врезанная в каменные массивы долина. Мы могли не сомневаться, что именно в нее была проложена коммуникационная трасса.
Вход в долину, или скорее — в каньон, был обрамлен высокими скалами, образующими узкие ворота. За ними царил полумрак. Слева и справа вздымались вверх темные, крутые, местами вертикальные стены, изъеденные старыми обвалами и многочисленными, резкими трещинами. Каменный обломок, размером с дом, скатился на самое дно, перекрывая вход в каньон. Дорога огибала его крутой дугой, врезанной в скальную стену. Гус сбросил скорость. Летун преодолел поворот и резко затормозил.
Мы заметили это одновременно.
Примерно на километровом расстоянии, на каменном возвышении, напоминающем ровно срезанную сахарную голову, наичистейшей белизной сияла огромная, массивная пирамида. Дорога поднималась на широкую террасу, шла дальше и, преодолев подъем, скрывалась за краем, образованными широкой, пологой котловиной. Она появлялась на противоположной ее стороне и оттуда по прямой шла к подножию строения. Точнее, на первую из целой системы террас и ступеней, грани которых образовывали ребра пирамиды, сложенные из массивных, гладко обтесанных блоков.