- Наверное, так, - бесцветно прошептал Морган. Его взгляд, прилипнув, следовал за поблескивающей золотой цепочкой от часов на темном бархате жилета на округлом животе Роя. - Да, наверное, ты прав.
- Конечно, я прав. - Рой был беспредельно горд и доволен собой, отчего тон его сразу приобрел нотки нравоучения. - Я не могу ошибаться, потому что основываюсь на трудах различных философов, величайших умов всего человечества. Тебе надо заняться образованием, Морг. Держу пари, ты все еще по слогам читаешь.
"Можешь считать меня тупым, если хочешь, а сам только чужие мысли, как попугай, повторяешь..." - чуть не вспылил Морган, но быстро передумал, погрузившись на мгновение в шепот дождя за окном.
- А ты не считаешь себя свободным? - спросил он наконец.
- Да нет, - Рой на мгновение смешался. - Действуя в рамках законов, установленных в социуме, к которому я имею честь принадлежать, я получаю все, что мне нужно, пользуюсь тем, что общество мне дает взамен излишка свободы и не испытываю неудобств. Я - часть социума, я встроен в его структуру, я такой же как все. Наверное, это и есть истинная свобода, если следовать твоей терминологии.
- Но как же тогда жить? - воскликнул Морган. Его голова, замутненная виски, плыла; он не чувствовал под ногами пол, почти не понимал, что говорит:
- Зачем жить?
- Ну, я живу не плохо, - важно сообщил Рой, обводя свободной рукой кабинет, позволяя при этом по очереди полыхнуть всем трем бриллиантам на его перстнях. - Даже весьма неплохо. Мое положение, как я уже говорил, меня устраивает. Я, конечно, всего лишь винтик в социальном аппарате, но зато - один из главных. Не станет меня - и заметят все, не будет тебя - никто не вспомнит, что ты когда-то был. Зная правила, играя по ним и обладая большим влиянием, я даже могу убить неугодного мне человека, если захочу... Не своими руками, разумеется. Как видишь, в своих пределах я всесилен. И что важно, я не заморачиваю себе мозги тем, что прошло.
"И спишь по ночам, как ребенок", - с желчной завистью подумал Морган, глядя на цветущего, румяного, хорошо одетого джентльмена в кресле напротив.
- Что ты думаешь об этом, Морг? - его тон вновь стал снисходительным, но Морган этого не заметил.
- Возможно, ты прав... - сказал он, поглощенной новой идеей. - Будь у меня столько денег, сколько у тебя, я бы пожертвовал частью свободы...
"Чтобы получить взамен свободу от призраков", - подумал он про себя, но промолчал, считая, что Рою это знать не обязательно. Их разговор перетек на другие незначительные темы, а дождь за окном все лил и лил, барабаня в стекла, как будто небеса разверзлись, и пришло время второго Потопа.
* * *
Когда сознание, смилостивившись над своим хозяином, вернулось к нему, Морган осторожно приоткрыл глаза и мгновенно зажмурился от раздирающей бок боли.
- Держите его, святой отец! - услышал он, чувствуя, как что-то ворочает ту треклятую пулю внутри него... И снова тьма... И долгие тщетные попытки выплыть, вырваться из вязких, успокаивающе теплых вод Леты... Линдейл. Это имя, вспыхнув в мозгу, вырвало стрелка из забытья, и он судорожно втянул в себя воздух, запрокинув голову. А когда Джуннайт осторожно открыл глаза, то увидел Деву Марию в косом луче яркого света, рассекающего мрак, и подумал, было, что это конец, даже успел огорчиться, что смерть не избавила его от боли в боку, как вдруг сияние померкло, а Дева Мария осталась: старая статуя с осыпавшейся от времени краской, местами обнажившей обожженную глину. Морган перевернулся на спину, и увидел миссис Черрингтон. Она сидела и смотрела куда-то в пустоту. Он окликнул ее, и женщина, словно приходя в себя от долгого забытья, поглядела на него отсутствующим взглядом, но тут же пришла в себя.
- Где я? - спросил Морган.
- Церковь, - ответила миссис Черрингтон. - У вас открыться та рана, быть плохо... Schlecht. Но теперь хорошо. Мистер Джозеф Блейк, святой отец, и мистер Оуэн вытаскивать пуля, зашивать рана. Немного заживать. Вы тут несколько дней. Я приносить ваша одежда. Это пристройка, где живет пастор. Мистер Оуэн делать газета в наш город. Он... Gut man, хороший человек.
Морган прикрыл глаза, и измученное лицо женщины в повозке встало перед ним снова.
- Кто были те люди в фургоне? - спросил он. - Кто они?
Миссис Черрингтон глубоко вздохнула, ее плечи поднялись и опустились. Она заговорила от волнения еще больше, чем обычно коверкая слова.
- Мистер Джуннайт, мистер Джуннайт... В этот мир слишком много несчастные люди. Все начаться давно, и теперь это не остановить. Есть ранчо "Ленивая М", оно здесь давно. Когда мы приезжать, оно уже быть. Это самый крупный ранчо эти края, владеть много вода, а без нее земля не стоить ничего. Другие ранчо меньше и находиться дальше от Иглз-нест. Потом приезжать поселенцы после война и брать ничья земля... Homestead акт... Они строить дома в Сван-вэлли. Ковбои "Ленивой М" хотеть прогонять их, хотеть их земля. Долго никто никого не трогать... Немного отдельный драка. В то утро люди с большого ранчо приезжать Сван-вэлли. Говорить поселенцы застрелить их человек, сжигать два дом, выгонять людей, убивать брат мистера Джоунза, потому что он хотеть драться, защищать... Поселенцы прогонять их, но мистер Мертон и семья Джоунз остаться без кров. Мертон не возвращаться, и сейчас он в город. Хозяин гостиница говорить, он не должен платить, пока не построить новый дом. Джоунз с жена, kinder, уезжать Восток. Кричать: "Ни минута не оставаться здесь!" Его жена тяжело болеть, люди ему говорить, она умирать дорога, он не слушать.
Морган поежился: до ближайшего города слишком далеко, до железной дороги не ближе... Им ни за что не пробиться к жилью... Он потряс головой, отгоняя все дурные предчувствия, и потер подбородок. Лицо оказалось чисто выбритым, вопреки ожиданиям. Миссис Черрингтон прикрыла глаза. Память, которая, казалось, навсегда отпустила ее, внезапно вернулась яркой болезненной вспышкой...
Темная безлунная ночь, пронизанная тревогой и отчаянием, застывшим в глазах тетки, и сама она рядом с матерью. Миссис Черрингтон помнила маленький белый узелок в стиснутых до побеления пальцах той, кто дала ей жизнь. Они уезжают во тьму и неизвестность, прочь от своего дома, на жутко скрипящей телеге людей, которых почти не знают, чтобы никогда не вернуться, и этот скрип разрывает сердце ей, девочке, которой чуть больше пяти... Тогда ее мать тоже убегала, спасая себя и своего ребенка. После этой ночи ей приходилось бежать еще много раз - почти всю жизнь.
Резко заскрипевшая дверь остановила слова, уже готовые слететь с непокорного разуму языка, и миссис Черрингтон отругала себя за то, что чуть не разоткровенничалась с этим человеком, бродягой перекати-поле, доверив ему то, чего не знал никто из ее друзей и соседей, даже ее муж. Этот стрелок... Да кто он ей? Никто. Никакого дела нет ему до ее воспоминаний и никому нет. "Держись, - повторила она про себя в который раз. - Ты должна быть сильной, чтобы выжить в этом мире. Нельзя же всегда убегать." Она подняла голову - буря, бушевавшая в ее груди секунду назад не оставила ни следа на ее лице спокойном, как и прежде. Морган осторожно посмотрел в сторону открывшейся двери и увидел двух мужчин.
- Как раненый? - спросил один из них, одетый в сутану священника.
- Он приходить сознание, - ответила миссис Черрингтон. Морган сглотнул, горло его пересохло, однако он громадным усилием воли заставил себя приподняться, опершись на локоть, и, протянув пастору руку, нашел в себе силы прямо посмотреть ему в глаза. Как равному.
- Морган Джуннайт. К вашим услугам.
Священник пожал его руку, улыбнувшись, но он был плохой актер: его глаза и складки вокруг рта ясно выражали то, что ожидал увидеть Морган.
- Я рад, что вам лучше, сын мой. Меня зовут Джозеф Блейк. А это мистер Генри Оуэн. Он издает единственную газету в нашем городе - "Индепендент".