- Печальная история!
- Да, невеселая! И у нас по губернии-то не то что с одной моей супругой это случилось, а, может быть, десятка два - три женщин свертелось таким образом с кругу - и все-таки, опять повторяю, нынешняя скверная литература тому причиной.
- Это и прежде бывало без всякой литературы, что ты! - воскликнул Вихров.
- Бывало, да все как-то поскромней! - возразил Живин. - Стыдились как-то этого; а теперь делают с каким-то нахальством, как будто бы даже гордятся этим; но поедем, однако, - пора!
- Пора! - подтвердил и Вихров.
Оба брата Захаревских занимали одну квартиру, но с двумя совершенно отдельными половинами, и сходились только или обедать в общую столовую, или по вечерам - в общую, богато убранную гостиную, где и нашли их наши гости. Оба они очень обрадовались Вихрову. Иларион Захаревский еще больше похудел и был какой-то мрачный; служебное честолюбие, как видно, не переставало его грызть и вряд ли в то ж время вполне удовлетворялось; а Виссарион сделался как-то еще яснее, определеннее и законченное. Между Вихровым и Иларионом Захаревским сейчас же затеялся дружественный разговор; они вспомнили старое время, ругнули его и похвалили настоящее.
- Да, - говорил Иларион, - много воды утекло с тех пор, как мы с вами не видались, да не меньше того, пожалуй, и перемен в России наделалось: уничтожилось крепостное право, установилось земство, открываются новые судебные учреждения, делаются железные дороги.
При этом перечне Виссарион только слегка усмехнулся: против уничтожения крепостного права он ничего обыкновенно не возражал. "Черт с ним, с этим правом, - говорил он, - которое, в сущности, никогда и не было никаким правом, а разводило только пьяную, ленивую дворовую челядь"; про земство он тоже ничего не говорил и про себя считал его за совершеннейший вздор; но новых судебных учреждений он решительно не мог переваривать.
- У здешних мировых судей, - обратился он к Вихрову, - такое заведено правило, что если вы генерал или вообще какой-нибудь порядочный человек, то при всяком разбирательстве вы виноваты; но если же вы пьяный лакей или, еще больше того, какой-нибудь пьяный пейзан, то, что бы вы ни наделали, вы правы!.. Такого правосудия, я думаю, и при Шемяке не бывало!
Виссариона самого, по случаю его столкновений с рабочими, несколько раз уж судили - и надобно сказать, что не совсем справедливо обвиняли.
- Это временное заблуждение, которое потом пройдет, - возразил ему Вихров.
- Нет-с, не пройдет, потому что все так уж к тому и подстроено; скажите на милость, где это видано: какому-то господину в его единственном лице вдруг предоставлено право судить меня и присудить, если он только пожелает того, ни много ни мало, как на три месяца в тюрьму.
- Во-первых, это везде есть, - начал ему возражать серьезным и даже несколько строгим голосом Иларион Захаревский, - во-вторых, тебя судит не какой-то господин, а лицо, которое общество само себе выбрало в судьи; а в-третьих, если лицо это будет к тебе почему-либо несправедливо, ты можешь дело твое перенести на мировой съезд...
- А на мировом-то съезде кто же судит? - возразил насмешливо Виссарион. - Те же судья: сегодня, например, Петр рассматривает решение Гаврилы, а завтра Гаврила - решение Петра; обоюдная порука - так на кой им черт отменять решение друг друга?
- Но вы забываете, что все это делается публично, - возразил ему Вихров, - а на глазах публики кривить душой не совсем удобно.
- Кривят же, однако, нисколько не стесняются этим!.. Или теперь вот их прокурорский надзор, - продолжал Виссарион, показывая уже прямо на брата, я решительно этого не понимаю, каким образом какой-нибудь кабинетный господин может следить за преступлениями в обществе, тогда как он носу из своей камеры никуда не показывает, - и выходит так, что полиция что хочет им дать - дает, а чего не хочет - скроет.
- Но как же, по-вашему, надо было сделать? Или оставить так, как прежде было? - спросил не без иронии Вихров.
- Я не знаю, как это надо было сделать, - возразил Виссарион, - я не специалист в этом, но говорю, что так, как сделано, - это бессмыслица!
Все суждение брата Иларион слушал с немного насмешливой улыбкой, но при этих словах рассердился на него.
- У вас-то, по вашему железнодорожному делу, я думаю, больше смысла, проговорил он.
- Я нисколько и не говорю про то; я тут не чиновник, не распорядитель, не благоустроитель России, - я купец, и для меня оно имеет смысл, потому что очень мне выгодно.
- Хорошо отношение к стране своей! - сказал Вихров.
- А я вот, как наживусь, так и поблагодарю мою страну: устрою в ней какое-нибудь учебное или богоугодное заведение, а мне за это дадут чин действительного статского советника! - подхватил Виссарион и захохотал.
Иларион в это время обратился к Живину.
- Твое назначение завтра, я думаю, состоится, - и тебя даже здесь, в Петербурге, оставляют.
- В Петербурге! - воскликнул Живин. - Ну, вот за это merci! - прибавил он даже по-французски и далее затем, не зная, чем выразить свою благодарность, подошел почти со слезами на глазах и поцеловал Илариона в плечо.
Тот сам поспешил поцеловать его в голову.
- А что, супруга отправилась уже за границу? - спросил его Виссарион.
- Отправилась вчерашний день, - отвечал Живин.
- И господин Клоповский тоже?
- Тоже!
Виссариону, кажется, очень хотелось поговорить об этом деле с Вихровым, но он на этот раз удержался, может быть, потому, что Иларион при самом начале этого разговора взглянул на него недовольным взглядом.