— Мы эту фабрику с самого начала знаем, — вступает в разговор невысокий черноглазый Андрей Миргасимов, аппаратчик из отделения осветления. — Я здесь тоже десять лет. Паспорт получил — и здесь оказался. Здесь женился. Здесь дочь родилась, сейчас уже тоже школьница…
— Почему тоже?
— Так я сам в десятом… А с фабрикой у нас у многих все-все связано.
С фабрикой здесь у многих связано все-все… Много уже писали и говорили о том же Анатолии Ивановиче Мотине. Кто на комбинате пожалеет, говоря о нем, теплого слова? Никто. И все в его жизни — институт, любимое дело, людское уважение — связано с фабрикой.
А для Вани Ковалишина, о котором тоже уже едва песен не поют, а так всюду писали-говорили, разве для Вани Ковалишина не стали фабрика и народ ее всем в жизни? Это он сейчас — начальник смены да Иван Иванович. А было время — и приехали они с братом Петром на комбинат из далеких Калушей зелеными юнцами: Западная Украина — не Западный Урал. На четвертом этаже нынешнего управления поселились тогда украинские песни: там было общежитие калушинских ребят.
Хорошую школу здесь прошли братья-близнецы. Со ступеньки на ступеньку двигали их вперед и выше упорство, жажда знаний, умение по-доброму советоваться с людьми. Вот он, этот «образцово-показательный» послужной список: моторист, аппаратчик, старший аппаратчик, мастер, начальник смены (читай за этим: вечерняя школа, вечернее отделение института, техникум — у Петра)…
Володя Колыванов хочет помочь мне записать фамилии товарищей и лезет за блокнотом в карман рабочей куртки. Оттуда сыплются ножи и бумажки, батарейка с сигнальной лампочкой, вмонтированная в футляр от «нюхалки» — ментолового карандаша, какие-то железки, и уже потом — блокнот (ну, конечно, и карманы-то у него — как портфель у пятиклассника!). Потом он провожает меня к выходу:
— Не заблудишься?
— Что ты!
Я иду к проходной и все повторяю, повторяю про себя, боясь уронить случайно такие хорошие, будто подаренные мне на добрую память слова — «отделение осветления».
А в памяти — то царственная повадка Клавы Неверовой, то умный взгляд Гены Мальцева, то Володина мальчишечья хитринка, то добрая основательность Ивана Ковалишина… И сама фабрика уже кажется мне огромным Отделением Осветления для всякого, кто туда попадет, местом, где на работе не всегда чистой и нелегкой люди не просто чистый продукт создают — души их там становятся прозрачней и чище.
Как же можно кого-то из них спрашивать: чем для тебя стали Березники?..
ПОЧИЩЕ ФАНТАСТИКИ!
— Я в детстве очень увлекался научной фантастикой. А сейчас идешь мимо газгольдеров у себя на азотнотуковом — та же фантастика! Даже почище, потому что там читаешь о ком-то, а тут — все сам…
— И вообще здесь — жизнь. Из цеха — в комитет, из комитета — в школу, из школы — к себе в общежитие, только успевай поворачиваться!
Это Гена Ганеев. Общежитская комната, где живет он вместе с двумя лучшими друзьями, заселена множеством обычных и неожиданных вещей: здесь учебники английского и русского, книжки по столярному делу и электротехнике, «Химия» и «Кулинария», гиря и гитара, а над одной из кроватей нарисовано, как весело и кровожадно идет блестящий молодой человек по чьим-то несчастным сердцам. Идет и давит их. А они жалобно хрупают у него под ногами, будто битое стекло…
КАК РЕШАЛАСЬ «ПРОБЛЕМА УЧЕНИКА»
В очередном отделе кадров повторилась все та же история. Мамаев — не в первый раз! — обстоятельно доложил о своей флотской профессии, о жене, которую диплом врача привел на Урал.
И здесь — в который раз! — пошутили:
— Моря, к сожалению, предоставить вам не можем.
И снова начали предлагать сугубо сухопутные специальности. И опять Мамаев отказывался… Честно говоря, он сам не очень хорошо представлял себе, в чем соль каждого из тех дел, которые ему предлагали, он просто боялся ошибиться. Был Мамаев певуном и весельчаком, но тут хотел, чтобы все всерьез.
У него не было времени ошибаться, и, простившись с флотом, он выбирал теперь не просто рабочее место, а место в жизни — чтоб по душе и навсегда, чтобы захотелось в институт по специальности, чтобы всегда сохранять веселую бодрость духа. Можно, конечно, переживать из-за самой работы, из-за того, что не получается, не выходит, и эти переживания обязательно натолкнут на решение, и все выйдет, если стараешься. Но нельзя тратить энергию на переживания из-за того, что работа не та: дни недовольства собой и людей, часы бездействия и ожидания перемен сложатся в годы, проведенные впустую… Мамаев это понимал и потому боялся ошибиться. Он ловко откликался на шуточки кадровиков о море, а сам думал… Неизвестно, как долго бы он об этом думал, если бы не встретил бывшего своего одноклассника Валерия Байбакова, мастера из цеха контрольно-измерительных приборов.