Выбрать главу

— А ты все не учишься?

— Зачем?

— Значит, и дальше собираешься жить со своими семью классами?

— Мне хватает. У нас в руднике знай вкалывай. Печорины да Ларины — плохие помощники. Сам знаешь. А терять молодые годы на учебу совсем не резон. Вон ты какой стал. Лучше я погуляю.

— Догуляешься. Потом вспомнишь — поздно будет.

— А там и коммунизм рядом.

— Нужен ты, такой неуч, в коммунизме.

— Пригожусь, — как-то очень уверенно сказал Валерий, задиристо вскинув на Павла серые глаза с усмешинкой. — Я со своими семью специальностями нигде не пропаду. А потом, почему же я неуч? Курсы повышения я посещаю. Книги по профессии горняка читаю. А заниматься посторонними предметами, которые не требуются мне для работы, просто не хочется, да и времени жалко.

— Смотри.

Валерий повернулся ко мне и сказал:

— Вот так все на меня и давят. Отец с матерью постоянно мне Павла в пример ставят. Даже младший брат — он в политехническом — и тот начинает заедаться. А вот зачем мне учиться? У меня семь специальностей. И только в одной третий разряд. Ее я в детстве еще получил. А в остальных высший.

Мы стали подсчитывать специальности Валерия и на самом деле насчитали семь. И слесарь, и токарь, и сварщик, и проходчик… И всюду первый.

— А инженером я пока не хочу быть. Зачем мне, спрашивается, измывать себя ради диплома, как брат?

Валерий говорил все это в легкой и непринужденной манере веселого человека, который, видимо, спорил на эту тему столько, что может сейчас пошучивать и посмеиваться. Он и на самом деле убежден, что, имея золотые руки, которым каждое дело близкое и понятное, он проживет всегда и всюду. И мне он очень нравился своей рабочей талантливостью, о которой он знал.

Павел, который прислушивался к нашему разговору, наконец не выдержал и вмешался:

— Все равно тебе придется учиться. Дело не только в дипломе. Дело и в общей культуре.

— У меня телевизор есть.

— Вот и поговори с таким!..

— Сам начал. Я ведь знаю все наперед, что ты мне скажешь. Что мы должны бороться за звание. Что это сейчас тенденция такая — всем учиться, что в Березниках учится половина рабочих, неловко отставать. Вот когда половина выучится, тогда, может, и мы начнем.

Он посмеивался. Ему нравилось злить старшего брата.

А в общем-то, если идти по трафарету, то должен бы я осудить сейчас Валерия: не учится и не желает, не стремится к тому, чтобы стать инженером («они меньше меня зарабатывают»). Но столько в нем было рабочей стати, такая в нем чувствовалась прочная производственная жилка, здоровая, дисциплинированная, что, будь я начальником цеха, лелеял бы и берег таких кадровых рабочих. Вот и сейчас не поднимается у меня рука, чтобы осудить его. К тому же, когда после просмотра киноочерка мы остались вдвоем и заговорили о веерном способе отбойки руды, который в те дни внедрялся в горном цехе Березниковского калийного комбината, Валерий рассказал мне столько интересного, с таким знанием дела ругал проектные институты, которые плохо помогают предприятию, столько набросал мне проблем, что я, говоривший на эту тему со многими учеными-переучеными специалистами, развел руками от удивления и уважения к этому парню.

Учиться, конечно, надо. Но учеба — это не только школьный класс, это не только стремление получить диплом (я не зачеркиваю знания, получаемые при этом). Учение — это еще умение любым способом, из любых источников получить нужные для дела знания.

Валерий с фрондерством молодого человека отказывается от первого пути. Что ж, наверное, это перегиб. Но нельзя в свою очередь зачеркивать и второй путь. Страшно не то, что человек не ходит в школу, в техникум, университет культуры. Страшен тот застой, который наступает, и наступает не только вслед за этим. А если застоя нет? Тогда что? К тому же смешно на самом деле садить кадровых рабочих, великолепных специалистов за те же парты, за те же учебники, по которым учатся мальчики и девочки в 12–13 лет. Мне, например, будь я на месте Валерия, просто обидно было бы.

Так что спор, о котором я рассказал, вызван, конечно, не только и не столько бунтом меньшего брата против старшего.

Запись в трудовой книжке

Если бы я писал о Валентине Сивкове сценарий киноочерка, то он начинался бы так:

«Трудовая книжка. Она занимает весь экран. Невидимые руки с медлительной торжественностью раскрывают ее. Мы читаем:

Сивков Валентин Иванович.

Место работы — Березниковский анилинокрасочный завод.