Выбрать главу

Должность — слесарь цеха КИП и автоматики.

Время поступления на работу — 1941 год.

Снова переворачивается страница.

«Сведения о переходе на новую работу», — такова надпись вверху совершенно чистой страницы. На ней появляется первый титр: «Запись в трудовой книжке».

Точнее было бы сказать — одна запись в трудовой книжке, потому что двадцать три года, с 1941 года по настоящее время, работает Валентин Сивков на одном и том же предприятии, в одном и том же цехе.

Ну, а если писать с самого начала, то я должен рассказать о первой нашей встрече.

У Валентина Сивкова настолько характерные черты лица, что его узнать после лет, прошедших со времени съемки киноочерка, совсем нетрудно.

Мне назвали его фамилию, сказали приблизительно, где он работает, и после нескольких звонков по телефону я добрался до начальника цеха КИП и автоматики Давида Абрамовича Дрындера. Он сказал, что Валентин где-то на заводе, в цехе, но он постарается передать ему.

И вот около пяти, когда мы закончили разговор с Павлом, в номер, широко распахнув дверь, вошел Валентин, собственной своей персоной. Стоило взглянуть на его лицо, расплывшееся в широкой улыбке, чтобы понять, что он сегодня навеселе. Увидав Павла, он страшно обрадовался, попробовал даже поцеловаться. Наговорил ему много ласковых слов, а потом, начав выговаривать за то, что он у него не появляется, заклеймил его как предателя, забывшего старых друзей.

Потом он сменил гнев на милость и, небрежно побрасывая фотографии, называл фамилии, имена, адреса, места работы. Он был горд своей памятью, тем, что может помочь в каком-то деле, и мы с Павлом не стали его разочаровывать — названных товарищей мы уже знали.

Кончилось тем, что он решил, что нам нужно идти к нему домой.

— Во, закуска есть, — показал он на авоську с яйцами и бутылками молока. — А насчет этого я соображу.

И он улыбнулся еще шире и радостнее.

Лицо Валентина морщинистое, выглядело старше своих лет, а в глазах виднелась какая-то очень старательно спрятанная боль.

Павел с трудом увел его.

— У него очень тяжелая личная жизнь, — объяснял он потом мне. — Худо было с первой женой. Он ее любил. Она к нему плохо относилась. Ребенок… Потом жена и совсем бросила. Парень запил. Товарищи из цеха с трудом сумели спасти его. И вот, пожалуйста, нет-нет да и появятся вот такие выбрыки. Хотя сейчас у него все наладилось. Жена новая. Двое детей. А старое не уходит.

Позднее я узнал, с чего у него был последний выбрык.

Валентину на выучку дали одного молодого специалиста, недавно закончившего техникум. Группа слесарей, в том числе и Николай, так звали молодого специалиста, с Валентином проверяли, как ведут себя газо- или паропроводы, точно я уже не помню.

Николай проверил все по инструкции. Валентин сам проследил.

Но когда включили систему под нагрузку, труба лопнула. Как потом выяснил Валентин, в самой схеме этого аппарата был конструктивный просчет, предусмотреть который Николай никак не мог.

Этой группой киповских слесарей руководил молоденький инженер. «Из трусливых», — как сказал Валентин. Для него важно было даже не то, что случилась авария, и даже не то, чтобы быстрее исправить ее последствия, которые были совсем незначительны. Ему нужно было найти виноватого. Если высшее начальство спросит: «В чем дело?» — тут же назвать виновного.

Инженер «из трусливых» решил, что виноват во всем этот самый Николай. Техник. Почти мастер. Прорыв был на его участке. Подумаешь, что он проверял этот аппарат под более высокой нагрузкой, чем та, при которой произошла авария. Трубопровод прорвало на твоем участке? На твоем. Значит — и виноват.

Разговор этот шел при Валентине, который понимал что к чему: двадцать три года работы многому учат и в первую очередь умению разбираться в людях, так сказать, в двигательных причинах их поступков и разговоров.

Он не выдержал, вспылил, наговорил начальству много неприятных слов. Инженер из «трусливых», не разобравшись, с кем имеет дело, — на Валентина.

Но тут нашла коса на камень.

— Дай бумаги, — сказал Валентин.

Инженер удивился, но дал листок.

Тогда Валентин тут же, при инженере написал заявление с просьбой уволить его с работы.

— Если бы я схалтурил, с меня особый спрос, — сказал он. — Я тут на заводе каждый аппарат, наверное, трогал. Умом не пойму, руками дощупаюсь. А парня, который только что пришел, подставлять под ответ без его вины не дам.

Шум получился большой.

Но поскольку специалист Валентин отменный, другого такого поискать надо, то дело спустили на тормозах и замяли.