Ловко вставляют они пачки взрывчатки в красной пропарафиненной бумаге в шпуры и проталкивают их деревянной палкой. Работа у взрывников спорится.
Взрывник Саша Малышев небольшой, щупленький, словно парнишка, но он уже отслужил в армии и учится заочно в институте, на горном факультете.
Мы собрались в небольшой конторке с красивым ковром из орнаментов калийных солей. Начальник смены заполняет наряды, машинист подъема слепой шахты Николай Лукин сидит, задумался, словно решает шахматный ход. Слесарь Карпов позирует мне, на условиях, что я отдам ему рисунок.
— А много вам заплатят за все рисунки? — спрашивает он.
— Эх ты, Карпуша, мешок с деньгами, — сказал кто-то. — Тебе бы все — заплатить.
— Зачем тогда рисовать?
— Не все же делается ради денег. Это искусство, а искусство это не просто, — перестал мечтать и разговорился Лукин. Но зазвенел сигнал, и Николай убежал к машине.
Смена кончилась. Теперь, чтобы выехать из шахты, надо спуститься по слепой шахте до откаточного горизонта. Клеть рассчитана на шесть человек, в ней нас трое, а Могильников не садится и не дает сигнала «спуск», ждем двоих взрывников.
— Ну, поехали, они долго, — торопятся шахтеры.
— Надо подождать. Вон, уже бегут!
И вместе с последними словами Могильникова подземелье сотрясается. Мирный взрыв прозвучал. Запыхавшиеся ребята заскакивают в клеть, за ними — Могильников.
Незаметно, быстро прошла для меня смена. Высоко в полуночном весеннем небе бледнели звезды, словно мальчишечьи веснушки. Похрустывала под ногами заледеневшая тропинка. Воздух пропитавшийся запахом тающего снега, казался ненасытным.
Я с какой-то окрыленностью шагал в общежитие, прижимая рукой альбом, и долго видел в ночи красную звезду на копре шахты.
Снег у насыпи грязный, сквозь масляные разводья блестят весенние лужи. От завода стелется едуче-ржавый дым. Обхожу цистерны с припекшимися кислотой боками у сливных люков. Шагаю вдоль завода. И, наконец, поворачиваю к Каме. У берега лед словно разъело дымом, в свинцовой широкой полынье работает переправа. Катер причаливал к кромке льда, куда сходятся, будто завязываясь в узел, тропы из Усолья.
Кама широкая, просторное ледяное поле за полыньей белое в редких темных подтеках. Через них с опаской, как осторожные птицы, шагают пешеходы.
Усолье разделилось на старое и новое. Старое Усолье, напротив, с церквами, с каменными домами, над которыми сцепили голые ветки тополя. Новый город раскинулся правее, на высоком берегу, куда его выжило Камское море. А старина чудом осталась на клочке земли, окруженная водой.
Я переправился и пошел следом за шумной молодежью по утоптанной тропе. Ребята и девчата возвращались из ночной смены. Я поделился с ними, что хочу посмотреть на Березники из Усолья. Наверное, красиво. Они тоже стали оглядываться, недоумевая: «Что он здесь нашел! Столько лет торчит завод перед глазами и никогда не казался красивым».
Девчата догадались, что я художник, и высказали свое пожелание:
— Это старый завод. Лучше бы нарисовали наш, новосодовый… Большинство усольцев работают на предприятиях химии в Березниках, они связаны с березниковцами единой жизнью, одними интересами. По льду, днем и ночью, тянется бесконечная цепочка людей, тропа, как артерия, связывает правый и левый берега зимой, а летом работают переправы.
На наличниках крайних домиков Усолья гомонят по-весеннему воробьи. Снег белый, тени на снегу синие, воздух чистый.
Березниковскому промышленному берегу старое Усолье противопоставило главки церквей и колокольню — памятники архитектуры. Передо мной как на ладони строгановская земля и Новое Прикамье. Я делаю наброски и старого, и нового. Но бывает, хорошо смотрится Усолье, тогда плохо видно Березники. И я ищу другую точку, так как не очень интересно и выразительно смотрится пейзаж. Долго я брожу, проваливаясь в рыхлом снегу, около старого Усолья.
Художник, как оператор, ищет наиболее выразительные моменты, делает зарисовки, и затем режиссирует, компанует на бумаге или холсте.
Вставшие в ряд трубы вдоль берега перекрашивают небо дымами. А старое Усолье с высокой колокольней остается позади.
В парткоме азотнотукового завода меня приветливо встретила Кукушкина, заместитель парторга. Она вспомнила, когда мы были здесь зимой на пуске нового цеха компрессии.