Герман торопливо и неловко заработал руками. Желтобрюхий окунь, резко выдернутый из воды, ударился о борт и, сбитый с крючка, плюхнулся в озеро.
— Ой!.. — вскрикнул Герман и растерянно глянул на Петра.
— Бывает!.. — ничуть не огорчился тот. — Невелик и был, пускай подрастет. А в другой раз аккуратнее, плавно поднимай.
Леса опять стала уходить в темную воду. Глядя на белые руки Германа, на его длинные и тонкие пальцы, Петр спросил:
— Ты в каком институте?
— Я?.. Еще не решил... Нынче школу кончил. Хочу годик отдохнуть.
— Роскошно! — то ли позавидовал, то ли не одобрил Петр. — Только поступать труднее будет, многое забудется... Конечно, за год можно и подготовиться.
— Мне что готовиться? — скромно заметил Герман. — У меня медаль. Один экзамен сдам — и порядок.
— О, это здорово!.. — и в глазах, и в голосе Петра теперь была нескрытая зависть. — А я позапрошлый год все лето за книжками просидел. Знал, что конкурс в университет большой, вот и корпел, даже на рыбалку не ходил. А щука так здорово на дорожку ловилась!..
Желая переменить тему, Герман спросил:
— Послушай, почему ты не пришел к нам в тот вечер, когда мы приехали?
— Как тебе сказать?.. Я даже и не подумал об этом. Ведь ни тебя, ни твоего отца я не знал... Кроме того, у меня дело было.
— Дело? Какое?
— Читал.
— А-а... Понятно... Ну, а сегодня чем думаешь заняться?
— Мы же сенокосничаем. Вот в шесть утра уйдем из дому и до семи вечера.
— Но ты вчера был на сенокосе! — вспомнил Герман разговор с дедом Митрием.
Петр улыбнулся.
— В сенокос, Гера, выходных не бывает.
Резко и требовательно зазвенел колокольчик. Можжевеловый прут на правом борту согнулся в дугу. Герман схватил леску, лодка качнулась.
— Не горячись. Эта рыбка серьезнее.
Капроновая леса раз, другой скользнула в руках. Герман стал наматывать ее на ладонь.
— Не наматывай! Пальцами сжимай. И не давай слабины.
Неожиданно рыба пошла легко, и Герман едва успевал выбирать лесу.
— Сошла?
— Н-нет... Кажется, нет!
Рыба метнулась вбок. Жилка со свистом заскользила в воду. Герман машинально обернул ее вокруг ладони, и петля лесы тотчас врезалась в руку.
— Спокойно, Гера!.. Сними петлю и больше леску не захлестывай. Плавно тащи...
На верхней губе Германа выступили капельки пота. Выбирая упругую лесу, он явственно ощущал, как вглуби, упираясь, плывет неведомая рыба.
— Энергичней, вверх пошла!.. — подсказал Петр; но было уже поздно.
Крупная щука взвилась свечой, почти полностью выскочив из воды. Леса ослабла. Рыба судорожно тряхнула головой, и блесна вылетела из раскрытой пасти.
— Эх!.. — выдохнул Петр.
А Герман, побледневший и растерянный, смотрел, как по воде расходятся широкие круги, и смятенно бормотал:
— Как она вымахнула!.. А пасть-то!.. Вот это — рыба...
Взошло солнце. Порозовел и пришел в движение туман; с юга подул слабый ветер.
Плыли молча. Герман все еще находился под впечатлением пережитого, и Петр не хотел отвлекать его разговорами: он понимал, что именно в такие минуты рождается рыбак…
Бабка Акулина только еще растапливала печь, когда дверь распахнулась и в избу влетел Герман. В вытянутой руке он держал большую щуку.
— Ой, ой, ой!.. Щучина-то до чего добра!.. — всплеснула руками старуха. — Поди, фунтов десять потянет. Неужто сам изловил?
— Конечно! — лицо Германа сияло. Он шмякнул щуку на стол. — Трех щук вытащил. Те, правда, меньше. Да две рыбины сошло... Уха из нее будет — люкс!
— Из своей-то рыбки уха всегда слаще, — отозвался дед, проворно слезая с печи.
— А у тебя, дедушка, дорожек нет?
— Есть, да только лески, поди, сгнили. Раньше лески-то нитяные делали... А чего, поглянулось?
— Очень! Днем бы еще половить... Лодка у них свободная...
— На дорожку по утрам да вечерам клюет. Днем лучше удочкой.
— Удочкой-то я никогда не ловил. Получится ли?
— Чего ж не получится? — удивился дед. — Дорожка мудренее, и то, вишь, получилося.
— Можно попробовать. Мы тонкой жилки много привезли и крючков всяких.
Пока Герман искал в рюкзаке лески да крючки, старик внес в избу два длинных прямых удилища, а потом долго мял в заскорузлых пальцах скрипучие мотки капроновой лески.
— Вот эта, пожалуй, самая подходящая, — он остановил свой выбор на жилке в 0,3 миллиметра. — Размотай-ко, у тебя глаз вострее, да и привяжем... А крючки?
— Здесь, — Герман открыл пластмассовую коробочку. — Какие были в магазине, всех по десятку взял.
— Дак я, парень, и не вижу ничего! — дед склонился над коробочкой. — Погоди-ко, чайное блюдце достану. — Он взял из шкапа блюдечко, положил на стол. — Во, сыпь сюда!