Уверенный в том, что на этот раз Петр пойдет на свою тренировку с Катей, Герман уселся на крылечке и стал ждать. Время от времени он с тревогой посматривал на озеро. Оно было темным и неприветливым. Волны не стихали, наоборот, то тут, то там забелели гребешки. Они как бы напоминали, что именно в такую ветреную погоду утонул брат Кати.
Герман отгонял это навязчивое воспоминание. Он знал, что поплывет с Петром и Катей в любую погоду, если даже волны станут в пять раз выше. А там — будь что будет!..
Петр появился из-за дома неожиданно. Он был один и нес в руке большую корзину.
— Привет, Гера! Пошли смотреть сети.
— Сети? — Герман даже вздрогнул.
— Заодно я и поплаваю.
Герман почувствовал, как неприятный холодок стал подбираться к самому сердцу.
— Что-то настроения нет...
— Ну, как хочешь. Пока!.. — и Петр быстрой пружинящей походкой спортсмена зашагал к озеру.
Будто наяву в ушах Германа прозвучал Колькин голос: «Сети были спущены, а дедушко хворал...» Какое зловещее совпадение! Герману подумалось, что и Петр, ничего не подозревая, тоже, может быть, идет навстречу своей смерти.
— Чего он к тебе подходил? — услышал Герман за спиной голос отца.
— В компанию приглашал. Сети смотреть.
— Правильно сделал, что не пошел.
— Почему правильно? — все так же, не оборачиваясь и продолжая смотреть на Петра, спросил Герман.
Василий Кирикович опустился на одну ступеньку, сел рядом с сыном.
— Потому что всегда надо сохранять свою самостоятельность...
Петр уже подходил к лодке. Герман вскочил, крикнул:
— Алё!.. Погоди, и я с тобой! — и побежал к озеру.
Плыли при боковом ветре. Лодка раскачивалась, волны хлюпали о крутой борт, но улыбчивое лицо Петра было, как всегда, спокойно. И Герману стало совсем нс страшно. Он с грустью подумал о том, как было бы хорошо, если б с ними в лодке сидела Катя. Что́ у нее могло случиться? Почему она не показывается вечерами на улице? Герман думал, как бы поделикатнее спросить об этом, но вопросы получались примитивные, лобовые, и он решил подождать более подходящего момента.
Петр пришвартовал лодку к колу, к которому была привязана сеть, сказал:
— Через десять минут крикнешь.
Герман опять смотрел, как свободно и быстро плывет Петр, и вновь жгуче переживал свою слабость перед ним. Это было очень неприятное чувство, но как заглушить его, чем?..
«В конце концов, не всем же быть мастерами спорта! — подумал он. — Каждому свое». Но на душе легче не стало, наверно, потому, что сам-то он не знал, что́ у него это «свое» и есть ли оно вообще.
После плаванья Петр смотрел сети. Он предложил и Герману вынимать рыбу — работать, как говорится, в две руки, — но тот отказался, признавшись, что никогда не имел дела с сетями и предпочитает понаблюдать, как это делается.
Волна шла поперек сетей, и не было надобности подгребать веслами. Петр, сидя на кормовой скамеечке, перебирался руками по верхней тетиве снасти, ловко вынимал попавшую рыбу — окуней и крупную плотву и бросал в корзину. По точным и быстрым движениям чувствовалось, что дело это ему привычно, да и лицо Петра было спокойно-сосредоточенно. Но все равно Германа не покидало ожидание чего-то непредвиденного, страшного. Конечно, он понимал, что волна невелика, такой волной сидящего человека из лодки не вышибет, и тем не менее было тревожно.
— Теперь через сколько дней их смотреть? — спросил Герман.
— Завтра, — не прерывая работу, отозвался Петр. — Вода теплая, рыба быстро портится. А осенью можно и через день. Этим у нас дедушка заведует. Но раньше и я любил сетями ловить. Каждый раз загадывал, сколько в сетке рыбин, и не было случая, чтобы угадал. Как в спортлото! — он засмеялся, оскалив зубы.
Герман окончательно успокоился, когда позади осталась последняя сеть и Петр направил лодку к домашнему берегу.
— Я хотел у тебя спросить... Это правда, что Катя по ночам пасла скот?
— А как же! Пасла, — ответил Петр, будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся.
— И ты считаешь такое нормальным?
— А чего ненормального? Было время, и я пас, и Мишка пас.
— Вы — другое дело. Но Катя?.. Она же девчонка!
Петр расхохотался. Его смех представился Герману не только неуместным, но и оскорбительным.
— Конечно, тебе смешно. Ты живешь в свое удовольствие, а каково Кольке, Люське, Кате? Как домашние рабы...
— Ого!.. — воскликнул Петр, меняясь в лице. — Шуточка, по-моему, не очень удачная.
— А я и не шучу. У ребят каникулы, а они с утра до ночи привязаны то к сенокосу, то к телятам. Неужели тебе их не жалко?