Вообще Черный водяник был, конечно, сильнее Белого, и в картах смыслил больше, потому что ни разу не случалось, чтобы Ким-ярь осталось без воды...
Все эти легенды и были вспомнились Степану, пока лодка медленно пересекала Черную яму. Михаил же думал не столько о легендах, сколько о том, что хоть бы разок своими глазами посмотреть, как вода уходит под землю, как Питьк-ярь превращается в реку, а Сарьярь становится сушей. Когда яма осталась позади, он спросил:
— Не ставил, дедо, сетки в Долгом озере?
— Ставил.
— Откуда рыба идет?
Рыба шла из Сарь-ярь. Но Степан ответил:
— С обоих сторон ровно попадает... А ты бы откуда хотел?
— С вашей стороны.
У Степана так и ёкнуло сердце: ведь неладно ответил, зря поторопился! Чтобы скрыть промашку, он сделал удивленное лицо, спросил:
— Почто так? Неужто хочешь, чтобы наш хозяин продулся?
— Поглядеть интересно, как вода уходить будет.
— Вон что!.. Дак этого, парень, недолго ждать. Нонче у Белой ямы все лето рыба лучше ловится. Того и гляди в Питьк-ярь двинет. Значит, и вода пойдет.
По высоким каменистым берегам Долгого озера сочно зажелтели прямоствольные сосняки. Запахло смолой. Туйко встрепенулся, заводил носом.
— Теперь его и на бережок можно выпустить, — сказал Степан, а сам подумал: хоть бы мошника кобелишка облаял, для интересу!..
— Иди! — Михаил махнул рукой, и Туйко прыгнул в воду. — А что эти сосняки в глубину далеко идут?
— Здесь недалеко, полосой тянутся, а за ручьем Рист-оя, направо, версты на три — Беломошная грива, налево, версты на полторы — Глухариная. Тока там — по полсотни мошников. По осени на камушки вылетать будут. Стреляй с лодки, сколь надо — непуганые.
Туйко выплыл на берег, отряхнулся и галопом скрылся в лесу.
Вдоль Питьк-ярь, низко над водой, сновали поднявшиеся на крыло молодые одноцветно серые чирки и белобрюхие гоголи. Заметив, что Михаил следит глазами за полетом птиц, Степан сказал:
— Зверем и птицей наши места богаты. В других-то — возьми хоть Сохту, хоть Саргу — вся живность химией сгублена, глухариные тока вырублены да выстеганы, на делянках одни мелоча́ растут. А наши зверушки да птахи химии-то отродясь не нюхивали. И лес, сколько знаю, веками не рублен — рек-то нету, чтобы сплавлять, вот он и сохранился.
— Здесь бы заповедник открыть, — высказал свою мечту Михаил.
— Это чего такое? — насторожился Степан.
— Заповедная земля. Чтобы все оставалось, как есть, на многие-многие десятилетья.
— Оно так и будет. Без заповедника.
Михаил вспомнил разговор с Василием Кириковичем, сказал:
— А если надумают здесь леспромхоз сделать. и все эти сосняки — под топор?
— Пустое!.. Лесу-то ничем не взять. Кабы река или железная дорога была...
— Теперь машинами возят.
— Возят. Только не здесь на машинах ездить. Горы да болотины, ручьевины да озера...
— Все-таки заповедник лучше. Ученые бы приехали, узнали, куда наша вода через Черную яму уходит, татарского хана на Муна-мяги раскопали бы...
— Когда-нибудь раскопают. А про воду я и без ученых скажу. В подземную реку она идет. А река та — в Онего. Мой дед еще сказывал: заделали старики щуке в жабрину серебряное кольцо и пустили ту щуку в Черную яму, когда вода падала, дак щучина та через два али три года на Онеге в невод попала...
Далеко впереди приглушенно и редко залаял Туйко. Михаил перестал грести, прислушался.
— По лосю!.. — выдохнул он, сверкнув глазами.
Степан приложил ладонь к уху.
— Похоже, у Рист-оя звонит! Там, у ручья, лоси держатся.
Михаил налег на весла. Степан, подгребая кормовым веслом, стал прижимать лодку к берегу: если лоси на ручье Рист-оя, то под прикрытием мыска, который выдается в Питьк-ярь перед устьем, удастся подплыть к ним вплотную.
«Господи! Неужто палить будут?» — встревожилась Наталья.
Собака звенела совсем близко. Михаил греб, повернув голову и пытаясь хоть что-нибудь разглядеть за мелькающими на берегу деревьями с густым подсадом ивняка. Но ничего не видел. От напряжения ныла шея.
Лодка, шелестя рассекаемой водой, вынеслась из-за мысочка.
Вот они!.. Весла повисли в воздухе, дыхание прервалось. Бык и лосиха с необыкновенно длинной серьгой, свисающей до самой воды, стояли в ручье. Туйко — мудёр, старик! — занял позицию за ручьем, со стороны леса, на себя отвлекая внимание зверей.