Медленно, с величавой ленцой лосиха повернула голову на шелест воды под днищем долбленки, и в ее больших темных глазах Михаил увидел не страх — удивление. Туйко стал напирать. Бык — крупный, но по рогам-вилашкам молодой — не выдержал и выскочил на берег ручья. Туйко молчком на крупных махах рванулся наперерез.
По крупу лосихи, как от озноба, волной прошла дрожь.
Она вскинула голову, раздула широкие ноздри и плавной рысью двинулась к озеру в обгон лодки.
— Куда тебя лесовики волокут?! — испуганно закричал Степан.
Но лосиха не оглянулась, не прибавила шагу и не изменила направления. Высоко взбрасывая ноги, она грациозно входила в воду с явным намерением переплыть. Питьк-ярь впереди лодки. На какое-то мгновение Михаилу показалось, что долбленка, быстро скользящая по инерции, неизбежно ткнется в бурый бок зверя.
Но расчет лосихи был точен. Она погрузилась в воду метрах в пяти перед долбленкой и поплыла, навострив большие уши и приподняв горбоносую морду, будто вглядывалась в противоположный берег. Было хорошо слышно ее глубокое утробное дыханье... Степан смахнул со лба капельки пота.
А на берегу разрывался Туйко. Бык метался то в лес, то к озеру, но плыть за лосихой не рисковал, пугаясь лодки. Наконец он повернул обратно к ручью, в два прыжка пересек его и размашистой рысью побежал берегом Питьк-ярь у самой воды. Сбоку, от леса, стелющимся галопом и по-волчьи без голоса мчал Туйко. Некоторое время собака и зверь бежали бок о бок, но едва кобель вырвался вперед, бык круто развернулся и, расплескивая и буровя воду широкими копытами, ринулся в озеро. Туйко — за ним.
— Брось!.. Нельзя!.. — опомнившись, крикнул Михаил.
Пес беспомощно заюлил на месте и, скуля, смотрел то на уплывающего быка, то на лодку, потом покорно повернул к берегу.
— А кобелишко-то знает толк! Видать, пробовал кровушки?
— Было... Перед армией. Такого быка выставил!.. Не утерпел я... Батько меня так вожжами исполосовал — три дня сесть не мог.
— Ну!.. Эдакого-то здорового?
— А чего же... Батько есть батько.
— Дак мясо-то в дело пошло али пропало? — спросила Наталья.
— Батько старикам вывозил. У нас ведь своего мяса хватает. И за пастьбу, если до осени всех телят сохранишь, любого из стада себе оставляй — на премию.
— Так, так... Я тоже их не трогаю. Нужды нету. А в голодные годы стрелял...
В Сарь-ярь выплыли на восходе солнца. В уважительном молчании, отдавая дань традиции, пересекли Белую яму.
Ни ветра, ни тумана не было, и озеро от берега до берега сияло зеркальной гладью.
Степан не спешил к дому: часом раньше, часом позже будет подоена корова — беда невелика, куда важнее озеро Мишке показать, показать не как-нибудь, а с толком, чтобы поглянулось оно парню и в душу запало! И он вел лодку по отлогой дуге чуть ли не вокруг озера, мимо островов, которые по-умытому свежо зеленели в этот ранний час.
Наверно, потому, что на Ким-ярь не было ни одного острова, Михаил с детства питал слабость и трепетное влечение к таким вот оторванным от материковой суши клочкам земли. И сколько раз на лесных озерах он сколачивал плоты лишь только для того, чтобы ступить на окруженный водою кусочек земной тверди, ощутить под ногами его неколебимую прочность и с чувством первооткрывателя обойти и все разглядеть! Он отыскивал на островке таинственно тихий заливчик, затонувшее дерево с выбеленными временем корявыми сучьями, осторожно забрасывал удочку между глянцевыми листьями кубышки и вожделенно ждал поклевки. И в такие минуты ему всегда казалось, что до него еще никто и никогда в этом месте не ловил рыбу, и оттого испытывал особенное волнение в ожидании чего-то необычного.
Как много он отдал бы за то, чтобы хоть один сарьярский островок, пусть самый крохотный и неказистый, по какому-то волшебству переместился в Ким-ярь! В детстве он даже обижался на Черного водяника, который выигрыш брал рыбу и воду. В Ким-ярь и без того и рыбы, и воды предостаточно! А что бы островок стребовать?..
С жадным блеском в глазах Михаил смотрел на острова. Большие и маленькие, все они заросли лесом. И он знал, что там есть и тихие бухточки, и старые гнезда гагар и чаек; наверно, и черника растет, и княженика краснеет в траве на кочках; и нет человеческих следов, потому что ходить здесь, кроме Степана да Натальи, некому.
А меж островов, чуть ли не надвое раскалывая озеро и красуясь мачтовыми соснами, дремал в позолоте утреннего солнца мыс Бабья Нога — Акан Йёуган-немь.