— Спускай! До берега с дорожкой поплывем.
— Гостья воля! — старик распустил снасть и направил лодку к деревне.
Чтобы леса не мешала править веслом, Степан зажал ее в зубах, а вертушку на всякий случай придавил ногой. Но он знал, что на пути к дому уже нет такого надежного места. Это тревожило: плохо, если не будет поклевок!
«Озерушко родимое, не подкачай, не дай осрамиться!.. — мысленно молил старик. — Пошли хоть какую ни на есть рыбешку! Лишнего никогда не прошу, а теперь — надо, очень надо!..»
Где-то близко затрубили журавли. Мощные серебряно-гортанные звуки врезались в тишину утра властно и торжественно. Так врывался в комнату общежития бой Кремлевских курантов в шесть утра, когда динамик оказывался включенным на полную громкость. Михаил улыбнулся.
— На Бабьей Ноге трубят, — уточнил Степан. — Каждое утро так, когда погода хорошая...
Крик журавлей поднимался все выше, ширился, растекаясь над озером, плескался об острова и берега, и многократное эхо вторило ему в какой-то удивительно стройной последовательности. В иные утра в радостно величавый крик журавлей вплетали свой тоскливый плач гагары. Тогда музыка утреннего гимна обретала зловещую окраску. Степан очень боялся, как бы и теперь гагары не испортили песню, и облегченно вздохнул, когда в воздухе растаял последний звук журавлиных криков: слава богу, пока вся природа действует с ним заодно! Еще бы рыбешку, и тогда можно благодарить судьбу...
Рывок был резок и упруг. Леса выскользнула из ненадежных стариковских зубов, но быстрые пальцы бывалого рыбака на лету подхватили ее.
— Есть? — вздрогнул Михаил.
Захолонуло на миг и вдруг забилось, затрепетало сердце Степана.
— Погоди... Полегче греби, полегче!..
Двадцатисаженная капроновая леса не подавалась и пружинила, но это не зацеп!
— Дай назад, — очень тихо, одними губами сказал старик.
Михаил резко затормозил.
— Ладно. Держи так. — А в голове вереница мыслей: леса выдержит, но якорек слабоват, лодка перегружена, плыть к берегу — проволоку перемелет, с блесной уйдет, а блесна самолучшая, подвести к лодке и веслом?.. Сумеет ли Мишка?..
Рука приняла серию резких толчков. Выплевывает! Степан туже натянул лесу, зримо представляя, как щука открывает пасть и встряхивает головой, чтобы освободиться от крючка. Он стал медленно выбирать дорожку.
— Зацеп? — нетерпеливо спросил Михаил.
— Щука. Двадцать пять фунтов.
— Шутишь?!
— Ну, может, двадцать четыре.
Михаил ошалело уставился на старика, а Наталья перекрестилась: она-то знала, как редко ошибается Степан! И что такое щука на двадцать пять фунтов ей тоже было хорошо известно. Она беспомощно огляделась.
— Может, на Бабью Ногу тащить? Туда, кажись, ближе всего, — сказала она.
Степан молчал и осторожно, пядь за пядью вытягивал тугую лесу. Он готов был в любой миг отдать ее обратно, если щука рванет в сторону, но отдать ровно столько, сколько нужно, чтобы леса не ослабла и натяжение ее осталось неизменным.
Но щука шла ровно и в глуби — топляком. Если она не отвернет и до самой лодки пойдет так, ее вряд ли удастся взять: рывок под лодку в таких случаях бывает настолько внезапным, что смягчить его и в то же время не дать слабины оказывается почти невозможным.
— Приходилось на воде рыбу веслом колотить? — спросил Степан.
— Нет. А что, неужели вправду большая? — все еще не верил Михаил.
Старик не ответил. Его чуткие и цепкие пальцы продолжали свое дело. И они, эти пальцы, вдруг ощутили, что леса стала пружинить сильней. Значит, щука пошла на круг? Дай-ко, господи!.. Леса чуть заметно поползла вправо. Наталья, загипнотизированно следившая за нею, тоже увидела это легкое перемещение.
— Похоже, на круг? — прошептала она.
Степан кивнул.
Только тут Михаил заметил, что лодка медленно разворачивается кормой. Кровь ударила в лицо: значит, действительно рыба крупная! Но как взять ее в этот верткий челнок, чем помочь старику?
— Убери весла. На дно, — тихо подсказал Степан, будто уловил мысль Михаила, а сам все так же напряженно смотрел на полупрозрачную струну лесы.
Весла были убраны, а лодка продолжала вращение по кривой, кормой вперед. Ощущать это движение было чуть жутковато — оно казалось каким-то противоестественным.
— Устанет скоро. Экую прорву воды жилкой режет! Наверх должна выйти.
— Много ли еще лески-то? — спросила Наталья.
— Десять сажен... Кверху пошла, кверху!..
Угол между поверхностью воды и лесой становился все острее и острее.
И вдруг Степана осенило. Он быстро глянул на Михаила и коротко распорядился:
— Изготовь ружье. Глухариной дробью. Посередке. Чтобы леску не зацепить.