— Шесть лет. Год уже отсидела.
— Вы говорили, она старше вас лет на пять, вам сейчас тридцать восемь, когда она выйдет — будет сорок три, ей сорок восемь. Не пугает вас такая поздняя встреча? И потом — как она к вам отнесется, вдруг не захочет узнать.
— Узнает… Заставлю…
— Тогда совет: дождитесь отпуска и поезжайте к ней на свидание. Свидитесь — и никакие советы вам не понадобятся.
— Правильно. Спасибо. Вы прочитали мои мысли. Может, письмо написать?
— Думаю, не следует. Встреча нужна тет-а-тет. Внезапная.
— Правильно, точно, умно, справедливо. Испуг — чтобы проснуться, всплыть из мрака?..
— Нечто такое.
Гарущенко сел на лежанку, склонился, уперев локти рук в колени, замолчал. Минусов не тревожил его и не двигался, чтобы не нарушить минуты полной, взаимной, целебной тишины. Когда Гарущенко поднялся и молча подал руку, Минусов сказал:
— Не обижай Катю Кислову. Видел ее, понял: любит. Пусть перегорит. Пожалей влюбленного, аки блаженного.
Гарущенко мирно удалился.
В воскресенье на гаражном дворе собрались члены кооператива «Сигнал» обсудить назревшие вопросы:
1. О дальнейшем отеплении гаражных блоков.
2. Устройство электросигнализации.
3. Об уплате членских взносов.
4. Разное.
Собрались, пришли, выкроили драгоценное время, как обычно, не более половины автолюбителей, в основном, те же, что и всегда. Такое собрание по уставу не правомочно, но еще не удавалось собрать две трети членов кооператива, к этому привыкли, и председатель Журба, предложив избрать рабочий президиум, начал говорить.
— Товарищи… — После этого слова он каждый раз запинался, и Максимилиану Минусову казалось, что Журба едва удерживается, чтобы не прибавить «военнослужащие». — Товарищи, я никогда не привыкну к отсутствию элементарной дисциплины в наших рядах, то есть в нашем добровольном кооперативе. Голосуем, выносим решения, даем честное слово, а потом честно смотрим в глаза председателю и ничего не делаем. Я с большим трудом выписал и завез трубы, батареи отопления, часть товарищей отеплили свои блоки, другие не вносят деньги за установку батарей. Ниже я назову этих товарищей. Другие, не желающие отепляться, обязаны были явиться в прошлое воскресенье и открыть свои гаражи, дать возможность пробить панели и провести трубы. Мы же не можем тянуть трубы по крышам, это и ребенку понятно. Повторяю, с подобным разгильдяйством я сталкиваюсь впервые в жизни. Представьте фронтовую обстановку…
Члены автокооператива внимательно, не перебивая, слушали полковника запаса Журбу. Иногда он незаметно для себя переходил на фронтовые воспоминания, что было гораздо интереснее неразрешимых гаражных дел. Случилось это и сегодня.
— Как бы я пошел с вами в бой, если вас половина?
— Может, другая убита, — сказал нарочито серьезно Рудольф Сергунин.
— Молодой человек, с такой дисциплинкой все были бы убиты, и я с вами.
Засмеялись ловкому ответу Журбы, затуркали Рудольфа, приговаривая:
— Помолчать можешь?
— Дай человеку высказаться.
Журба вдохновенно продолжал:
— Представьте, товарищи, полк. Ну, в роте предположительно около ста человек, в батальоне четыреста, в полку более тысячи. Выстроится полк на плацу, я гляну — и замечу, сколько солдат отсутствует. Хоть одного не будет — замечу, почувствую, определю, где пустое место в шеренгах. Или возьмем фронтовую обстановку…
Великий автолюб мастер Качуров стоит в первом ряду, около него два интернатчика: маленький Вася Багров и длинный Коля Пеночкин. Ребята буквально пожирают глазами седовласого фронтовика, настоящего полковника, впитывают в себя каждое его слово, а Качуров, опустив руки на их узкие плечи, чуть улыбается, находясь в полном благодушии: он рад, что ребятам так интересно, что у него самого все улажено с гаражным кооперативом (он член правления), благополучно на работе, мирно дома. И пусть родные дети уходят в свою личную жизнь, у него есть эти вот, беспризорные, но тоже почти родные; он нужен им, он всегда был нужен людям, знавшим его, а через них и другим, неведомым. Так было, так будет до его последнего дня, и потому его доброта, полное благодушие светятся на лице явно уловимой незатухающей улыбкой.
— Я знал каждого своего солдата. По фамилиям не всех, в лицо — каждого. Иду по Москве однажды, навстречу молоденький солдатик, отдает честь, я его останавливаю, спрашиваю: из девяносто восьмого полка? Так точно, товарищ полковник, отвечает. Сколько служишь? Второй месяц. Я это к чему говорю, товарищи? Нет, не похвалиться своей памятью. В полку я любого солдата мог запомнить, а тут второй год председателем и не всех в глаза видел, со списком общаюсь… Давайте перейдем к следующему вопросу — об электросигнализации. Товарищ Качуров обещал помочь в этом вопросе…
Люди словно очнулись, возникло оживление, начали раздаваться голоса:
— Да на кой она нужна!
— Опять денежки гони…
— Нет, постойте, нужна. На машины денег не пожалели, а по десятке жалко?
— Тут же ночью бродят всякие, к замкам примериваются…
— Это Кошечкин врет все, хочет зарплату себе набавить.
— В других кооперативах давно есть такая сигнализация, и нам пора завести, хуже мы, что ли!
— Зачем тогда сторожа?
— Как зачем? Кто же храпеть будет в сторожке?
— Ну, это грубо. Это оскорбительно. Сами голосовали за сторожей. И кричит кто?.. У него калечный мотоцикл в гараже.
— Я — за! Кто еще, товарищи?
— Я тоже!
Председатель Журба, склонившись, перелистывал и просматривал кооперативные папки и бумаги, что-то отыскивая, и, казалось, не слышал этой перебранки, но вот он выпрямился, вскинув голову в серой высокой папахе, четко выкрикнул:
— Отставить!
Автолюбители разом смолкли, а молодые, как показалось Минусову, даже вздрогнули, припомнив недавнюю службу в армии; да и старички заметно подтянулись, будто в строю, приняв равнение на командира. Фронт, служба не забываются.
Довольный внезапно вырвавшейся командой, дружным подчинением ей, Журба решил, по-видимому, держаться и далее строго; зачитав проектную стоимость электросигнализации, он требовательно обратился к мастеру Качурову:
— Объясните товарищам суть задуманного дела.
Качуров шагнул вперед, вроде бы смутился немного, хотя ему-то, школьному преподавателю, привычна была любая, самая шумная, непослушная аудитория; и, начав говорить, он быстро овладел собой, своим голосом:
— Вот тут со мной ребята, Вася и Коля. Сообразительные ребята. Им я предложил разработать схему сигнализации. Справились. И остроумно. Да, да, не улыбайся, Рудольф Сергунин, сейчас удивляться будешь. Естественно, каждый блок соединим со сторожкой скрытой проводкой, в сторожке установим щит световой на сто шестьдесят сигналов, по количеству блоков. Дальше, самое важное… Вы открываете дверь гаража — и сразу вспыхивает лампочка, дребезжит звонок, а в сторожке зажигается номер вашего блока, если вы не предупредили сторожа… Представьте теперь состояние вора: яркий свет и дребезг звонка, а он не знает, как это все выключается. Простая, дешевая схема. Но есть у ребят и более остроумная: электронно-экранная, без проводов, более современная, конечно. Тут уж гарантия почти на сто процентов. Все у меня, можете задавать вопросы.
— Понятно. А если этот угонщик вдарит по лампочке и звонку?
— Почти наверное ударит, если не сбежит. Но сигнал будет гореть у сторожа.
— Совсем понятно.
— Ну, а проводку же оборвать можно.
— Скрыта будет, я говорил.
— Ну, а…
Журба поднял и резко опустил руку.
— Прекращаю прения. Ставлю на голосование. Кто за электросигнализацию?.. Так. Большинство. Кто против? Раз, два… Семь человек. Внесите в протокол. Вопрос считаю решенным. Переходим к следующему…
Об уплате членских взносов говорили недолго, спорить и вовсе было не о чем: неплательщики собраний не посещали, многие из них еще не приобрели машины, сдавали гаражи внаем, скапливая деньги. Некоторые трудились на Севере и в Сибири, редко наезжая домой, а жены их и знать не хотели каких-то гаражных взносов. Единогласно постановили: особенно злостных предупредить в последний раз и, если не исправятся, исключить из гаражного кооператива «Сигнал».
Потом обсуждали «Разное». Это всегда самая шумная часть собрания, каждому хотелось высказаться, говорили все вместе: о моющих грязные машины у своих блоков, ссыпающих мусор не в положенном месте, «газующих» на гаражном асфальте, как на автотреке, проливающих масло, бензин — что огнеопасно… Журбе едва удалось подчинить своей воле споривших, обвинявших друг друга автолюбителей, дал выступить по очереди, предложил каждый отдельный случай брать на заметку, лично докладывать ему, посоветовал сторожам усилить бдительность, вернее, требовательнее следить за порядком и чистотой в кооперативе.
Минусов не стал заслушивать проект резолюции, направился в сторожку, по пути думая, что никогда никому не удастся создать дружный, сплоченный коллектив из автолюбителей, людей разных профессий, молодых и пожилых, разного образа жизни, противоположных взглядов, интересов. Скажем, Михаилу Гарущенко хочется «газнуть» (не ползти же ему в другой конец гаражного двора по-черепашьи!), а пенсионеру, доктору наук, противно такое лихачество, от которого только пыль поднимается; Рудольф Сергунин, хоть и заработал собственным горбом свои «Жигули-люкс», но пока сам при них, а не они при нем, а Федор Афанасьевич Качуров, как некий технический бог, видит насквозь любой механизм, может подчинить его своей воле и ездит на стареньком, многажды чиненном «Москвиче»; тут и мальчик, с подаренной папой «Ладой», тут и мрачноватый работяга с мотоциклом без коляски (коляска дороговата!), которому хочется побольнее уколоть восторженного, нагловатого мальчика… Вот и примени к ним мудрое изречение Экзюпери: машина (самолет) — средство сближения между людьми. Дальними? Да. Ближними — едва ли.