Тут Василий обнаружил одиноко сидящего в сторонке Кузьму с отдельной бутылкой. Ему страсть как захотелось пообщаться.
- Давно хотел познакомиться с Вами, - начал Василий.
- А? Кто здесь? - Кузьма с испуганным видом водил глазами по сторонам, казалось, не замечая ни Василия, ни всю честнýю компанию.
Компания громко рассмеялась.
- Шутка Кузькина, - сквозь смех и слезы сказал Лялин.
- Любимая, - добавил Люлин.
- Чур, опять мерещится, - перекрестился Кузьма и тяпнул стопку.
- Ничего Вам не мерещится, - старался подыграть Василий. - Это Ваши коллеги, сотрудники института...
- Какой институт?! - воскликнул Кузьма куда-то в сторону, продолжая изображать, что не понимает, с кем общается, и снова остограммился.
- Ну как же? - продолжал свою роль Василий. - Да этот же! - он развел руками, показывая по сторонам.
- А-а-а, - протянул Кузьма. - Ту квокве, Бруте.[5]
Кузьма присосался к бутылке, а когда оторвался, глаза его были особенно мутными, еще более чем та жидкость, которую он потреблял. Взгляд Кузьмы бессмысленно скользил по окружающим.
- Оставь его! - посоветовал Лямкин. - Кузьма сейчас в Забутылье.
П. Брейгель хихикнула.
Василий взял в руки бутыль и уставился в ее глубины. Мысль еще сохраняла способность возникать, но двигалась уже дискретно. «Забутылье - мир за двумя стеклами и мутной жидкостью». Василий глупо улыбнулся про себя. А потом на него накатила тоска. Гнетущая такая. Отвратительная. Такая, когда белый свет становится не мил, когда хочется идти на края света, куда-нибудь, лишь бы вырваться оттуда, где сейчас застрял.
- А ты гони ее, тугу-печаль, - вмешался в родной Васильевский сплин Маня. - Нет там ничего за оградой. Научно доказанный факт.
- То есть как это нет? - изумился Василий. Он внимательно посмотрел на профессора, ожидая, что тот вот-вот улыбнется своей собственной шутке или разовьет теорию, где в конце концов станет ясно, что это философская аллегория.
- А вот так. - Маня говорил спокойно и даже не думал ни смеяться шутке, ни развенчивать свой постулат. - Иллюзия все. Спроси вон хоть у Лямкина.
- Абсолютно точно! - вклинился Лямкин. - Считается ученым советом доказанной гипотезой еще с прошлого года.
- Матрица?.. - испуганно произнес Василий.
- Может, и Патрица, - снова включился Маня. - Нам не докладывали, а лично не знакомы.
- В ну-ме-е-е-ра-а-а! - писклявой хрипотцой прогорланил проснувшийся Викентий Варсонофиевич.
Его сосед, Амвросий Акакиевич, дернул во сне головой и, не размыкая век, поддержал почин старого коллеги:
- На во-олю!
Компания в конце концов покинула душное помещение и, выплеснувшись на улицу, разгулялась на свежем воздухе. Пили уже без тостов и даже без закуски. Мелькали бутылки с мутноватой жидкостью, доставаемые из глубоких закромов... и лица, лица, лица. Мир заходил ходуном. На углу Василию приглянулся фонарь...
* * *
Василий увидел себя на шахматном поле. Он был королевской пешкой. Черные пошли конем, угрожая этой самой пешке, и Василий на, ставшей как-то вдруг тесной клетке покрылся испариной. Василий за шахматным столом направил на защиту мини-Василия своего ферзевого коня. Черные двинули на пятое поле ферзевую пешку, предлагая размен. В другой ситуации Василий бы не переживал, но сейчас на кону стоял бледный, обливающийся потом маленький Василий-королевская-пешка, поэтому Василий укрепил оборону пешки слоном. Редут выглядел солидно и непробиваемо.
Наглая черная пешка нанесла удар. Противник пошел на размен и забрал пешку-мини-Василия. Он сильно сжал ее в руке, ставя на взятую клетку свою пешку. Василий был весь - внимание. Он неотрывно следил за тем, как противник несет руку за пределы доски, правую от себя, левую от Василия, чтобы выставить своего первого пленного в этом бою. Он разжал ладонь и поставил справа у доски... белую пешку... обыкновенную белую пешку!
Василий облегченно вздохнул и снова перевел взгляд на черно-белые клетки. Знакомая фигурка снова была на доске и всячески подмигивала Василию, привлекая его внимание. Теперь он был ферзевой пешкой. «Эх, - подумал Василий, - если бы стать как-нибудь ладейной пешкой, можно бы было до конца игры отсидеться...»
Василий посмотрел на соперника. С ним играл партию сам Директор! «Какое тут продержаться! - испугался Василий. - Надо сдаваться! Сразу и безоговорочно!» Лицо Директора стало излучать яркий свет. Глаза заслезились. Василий прикрыл веки, и воцарилась темнота.
Световые пятна прорезали ночное спокойствие и сверлили мозг. Василий никак не мог отделаться от неприятных ощущений, и только он успокаивал одну вспышку света, как тотчас же в другом уголке глазного яблока появлялась другая. Василий устал бороться с непослушным сном и стал наблюдать. Пятно притихло, ожидая, что его прогонят, но, не встретив сопротивления, совсем распоясалось и разделилось на два, а те, в свою очередь, тоже произвели деление. Темнота схлестнулась со светом, рождая причудливые картинки. Василий пригляделся к одной из таких.