— Вислоухов, какой вокруг тебя чудесный курятник, — объемное вместилище суетной сущности Краснощекова переместилось поближе к девицам, — опять свои пошлые истории рассказываешь?
Вислоухов сделал вид, что обиделся:
— Не пошлые истории, а познавательная лекция на тему выхода из нестандартных ситуаций во время коитуса!
— И ты, Брут, с ними? — потеснив меня на стуле, с упреком бросил Алексей, — неужели ты что-либо не знаешь про секс?
— Теперь все! — ответил я, накрывая своей ладонью Настенькину руку, отчего ее смазливая мордашка покраснела.
— Значит, ты больше не гомологичный сексуал, а обычный бабник, бросил меня, — гримаса притворного страдания исказила лицо Краснощекова.
— Кстати, анекдот на эту тему хотите? — Вислоухов снова сконцентрировал внимание аудитории на себе и, не дождавшись ответа, начал. — Встречаются два приятеля, которые не виделись со школьных времен. Один — другому:
"Как живешь, дружище, что у тебя нового?"
Тот отвечает:
"Все нормально, только вот, знаешь, я геем стал".
Первый:
"Ого, как круто, у тебя, наверное машина, квартира, все дорогое, престижное?".
"Да нет, в коммуналке живу, комната девять метров".
"Ну тогда, наверное, по дорогим клубам ходишь, кокаин нюхаешь?"
"Да нет, раз в месяц в пивнушку зайду — и все."
"Ну тогда у тебя любовник, конечно, супер звезда", — недоумевает первый.
"Да нет, сосед по коммуналке", — отвечает второй.
"Так какой же ты гей, ты пидор!"
Краснощеков, неосмотрительно сделав приличный глоток чая, от смеха выплюнул его обратно в чашку.
— 8652 бригада, поехали! — прохрипел селектор.
— Ну, блин, чай не дали допить, — проворчал я.
— Поехали, спасем чью-нибудь задницу. — Краснощеков хлопнул меня по плечу и шумно встал.
Спасать чью-то задницу нам пришлось почти что в прямом смысле.
Дверь квартиры, на которую поступил вызов, нам открыла симпатичная пустоглазая девушка, которая, прикрыв ладошкой рот, глупо хихикала.
— В чем дело, мадам? — сразу определив по внешнему виду принадлежность дамочки к представительницам древнейшей профессии, поинтересовался я.
— Проходите на кухню, сами увидите.
На кухне мы поздоровались с лысоватым, толстеньким мужчиной, лет пятидесяти, сидящим на табуретке в костюме Адама.
— Ой, слава богу, мужчины! — обрадовался он нам, вытирая платком пот со лба, — видите ли, ребята, я тут застрял.
— Где это Вы застряли? — обходя вокруг пострадавшего, изумился Краснощеков.
— Да вот, видите ли, не совсем я, а чертова табуретка, кто такие делает?! — вознегодовал старый развратник, при этом оставаясь совершенно неподвижным.
Подчиняясь смутной догадке, я опустился на колени и заглянул под табуретку, желая оценить обстановку снизу.
— М-да! — проговорил я, не сразу поняв что увидел, — как это вас так угораздило?
— Да вот, понимаете, жена уехала в командировку, и я решил расслабиться: вызвал Юленьку из агентства.
— Так это что, она вас так? — влез в разговор Краснощеков, стоя на коленях и давясь от смеха.
— Да нет же, Юленька тут не причем, во всем виноват дизайнерский зуд какого-то деревенского столяра, ну кому еще в голову придет вырезать в центре сидения сердечко.
До нас с напарником постепенно начала доходить суть происходящего. Видимо, в некоторой расслабухе после секса пожилой ловелас уселся голым задом на коварную табуретку и его мошонка, вместе со всем содержимым, попала в просвет рокового сердечка. Судя по всему, мужчина резко встал и в результате механического повреждения произошел разрыв сосуда. Таким образом, из-за развившегося отека и гематомы мошонка страдальца приобрела размеры мошонки более крупного млекопитающего, к примеру слона, и уже никак не могла покинуть отверстие самостоятельно, без постороннего квалифицированного вмешательства. Дальнейший рассказ потерпевшего полностью подтвердил наши умозаключения.
— Мужики, спасите, я вас отблагодарю, только сделайте что-нибудь! — несмотря на наготу и довольно умеренную температуру воздуха в помещении, старикан обильно потел.
Мы, как представители мужского пола, тоже больше всего в жизни беспокоимся о целостности и работоспособности своих детородных органов и, несмотря на приобретенные за годы работы цинизм и жесткосердие, искренне сопереживали бедняге.
— Да уж понятно надо что-то делать, не будите же вы, как Вини Пух, ждать неделю, — при этих моих словах в дверях раздалось бесцеремонное хихикание девицы, о существовании которой мы на некоторое время забыли.