Сон в транспорте приобрел для меня какую-то загадочную притягательность, которую я для себя объяснить не могу. Вернее, я не могу объяснить того, почему мне хорошо и уютно спится в местах совершенно не приспособленных для сна. Я спокойно могу уснуть на носилках в карете скорой помощи, на самом неудобном и жестком топчане на работе, а также меня всегда манили своим уютом и интимностью всевозможные кресла, раскладушки и шезлонги. Вот и сейчас я вырубился в кресле "Икаруса" и, надо признать, мой сон был крепок, спокоен и не изобиловал сновидениями, лишь под конец откуда-то издалека выплыло уже знакомое изображение девушки. Видение споткнулось о мое отражение в стекле, как только я открыл глаза, затем просочилось в темную чащу леса и там исчезло, окутанное вечерними сумерками.
— Какой-то больно депрессивный вид у природы, да и ты, Данила, не очень-то весел, — я толкнул соседа, который самозабвенно наматывал на палец прядь волос, что говорило о крайней степени сосредоточения. — Что ты читаешь?
— Я, в отличии от тебя, настраиваю себя соответствующе, в конце концов, для меня все это очень серьезно, — ответил он.
— А мне вот голые бабы приснились, — соврал я.
— Для тебя это очень прогнозируемое явление, ничего другого я не ожидал.
На этом разговор завис, потому что сосед продолжал читать. А у меня почему-то пропало желание шутить. Через некоторое время автобус остановился, и мы вышли на скучную центральную площадь маленького периферийного городка.
— Вот он, уездный город "Н", — оглядевшись, начал я, — мечтаю жить в таком месте. Здесь все прекрасно, вот, посмотри, справа — местный лобаз, в котором личность отягощенная "Агдамом" или, что более романтично, самогоном, может найти все что угодно, начиная от хлеба насущного и заканчивая подвесным двигателем для моторки или мотоциклом "Минск".
— Может нам тоже чем-нибудь отяготиться, — предложил Данила, — дорога длинная.
— Это твоя идея или Иоанна Златоуста, которого ты сейчас читал? — я направился в сторону магазина.
— Если бы во времена Иоанна Златоуста был "Агдам", он бы ничего не написал, — сосед направился за мной.
Взяв две бутылки вездесущей "Балтики" № 3, мы опустились на пошарпанную деревянную лавочку, посидеть на дорожку и промочить горло на ход ноги.
— Сколько нам идти? — поинтересовался я.
— Как мне сказали, километров пять-семь, а вообще надо поинтересоваться у местных, выяснить подробности.
— Как? — поперхнувшись пивом, удивился я, — ты даже не знаешь как идти? — перспектива ночевать неизвестно где, возможно даже в лесу, радовала меня не особенно.
— Не волнуйся, идти недалеко, все будет в порядке и переночевать есть где, мы с тобой не первые.
Я ему поверил. Убедиться в том, что мы не первые и не единственные, помог, как всегда, случай. Невдалеке от нас остановилась потрепанная "копейка", из которой вылезли две характерно одетые девушки. У обеих на головах были повязаны большие цветастые платки. Длинные юбки и рюкзачки дополняли образ.
— О, эти точно должны знать, пошли, — аккуратно поставив пустую бутылку рядом со скамейкой, я направился в сторону девиц.
— Можно вас на минуточку, барышни, — после выпитого пива я стал красноречивее, — можно у вас проконсультироваться по одному вопросу?
— Да, пожалуйста спрашивайте, — тихим голосом ответила та, что была пониже ростом.
Увидев на ее лице участие и заинтересованность, я по инерции забыл подноготную нашего путешествия и окинул девушку оценивающим, двусмысленным взглядом. Предчувствуя, что разговор может быть направлен не в то русло, сосед грубовато отстранил меня и взял ситуацию под свой контроль.
— Извините, Христа ради, девушки, вы бы не могли указать нам дорогу к монаху Николаю, вы ведь, если мне не изменяет интуиция, отправляетесь именно туда?
Девушки переглянулись:
— Да, вы правы, мы действительно направляемся в деревню Большие Толпы на остров Залитой, — с сомнением посмотрев на меня, ответила та, что была повыше и, видимо, постарше.
— Если позволите, то мы могли бы идти вместе, — искренность, с которой говорил Данила, успокоительно подействовала на девушек и они, видимо, решили, что мы не самая дурная компания.
Холодный, темный ноябрьский лес, голые стволы, тишина, чавканье грязи у нас под ногами и хруст сломанных веток — все это настораживало, пугало и не настраивало на благочестивый лад, который должен был бы сопутствовать подобному путешествию. Данила о чем-то в полголоса беседовал с девицами, идущими немного впереди меня. С каждым шагом воды в моих ботинках прибывало, что увеличивало дискомфорт, и в душу закрадывались сомнения в целесообразности этого предприятия.