— Слишком жирно живешь, сволочь, пора положить этому конец! — сказал я и щелчком отправил бессовестное насекомое в другой конец кухни, — я здесь прописан, а ты убирайся.
Хлопнула пробка нового "Фери", и мысли прекратили свой бег по порочному кругу интроспекции, выстроившись в стройный ряд, чтобы не мешать посуде стать такой же чистой, как у жителей Вила-Рибы или Вила-Баджо, я уже точно не помню, а, может быть, Роберто Баджо, но нет, это уже из другой оперы. Внезапно посуда кончилась, и я отправился в комнату, желая повторить один из подвигов Геракла, и, когда Авгеевы конюшни были вычищены наполовину, прилег на диван, чувствуя приятную усталость от содеянного. Что-то зашуршало под спиной.
— Неужели денежка? — подумал я, но, выдернув из-под себя бумажку, идентифицировал ее как счет — извещение за комнату. Отложив бумажку аккуратно в сторону, я решил немного вздремнуть, но тут раздался телефонный звонок.
— Это ты, инсектоид? — раздался в трубке голос Анжелы.
— Нет, это Роман Ручко — садовник Джони Деппа, — сухо ответил я.
— Товарищ Ручко, не хотите ли вы прогуляться и выпить пива на сон грядущий.
— Отчего же не выпить? — быстро согласился я, — выпить лучше, чем не выпить.
"Счастье" должно было ждать меня на станции метро "Лиговский проспект". Когда окружающее пространство ограничилось надо мной сводами метро, и бесконечная перистальтика кишки эскалатора стала засасывать в утробу, наружу, словно маленькие злые сущности, поползли мысли:
"Куда я еду, зачем мне это надо, на кой черт с ней встречаться, если она замужем".
Но тут же я почувствовал непонятную нежность к девушке Анжеле, перемешанную с желанием женщины. Я ухватился за это ощущение, поняв, что только оно и является оправданием моего путешествия.
— Ты постиг меня в чувстве своем? — Анжела допила приличным глотком последнюю бутылку пива.
Мы сидели в каком-то чахлом скверике на раздолбанной скамейке. Я был очень пьян, до того, что от любого сказанного ею слова из глаз текли слезы. Я лег на траву и уставился в небо.
— Хочешь я разденусь и, как нимфа, станцую над тобой танец луны? — она вся светилась изумрудно-зеленым: тем светом, что заставляет нас выть, подобно волкам.
— Идем домой к тебе.
— Я замужем, глупенький, это никак.
— Я знаю, к сожалению, знаю.
— Сколько же мы сегодня выпили? — она присела и провела ладонью по опрокинутым на траве бутылкам.
— Брось, я люблю тебя и страшно хочу писать.
— И я! — Анжела быстро расстегнула молнию и присела.
— Как это, черт возьми, кайфово! — я шатался и понимал, что еще пара бутылок, и мы будем спать здесь, в траве, куда домохозяйки и их мужья с похмелья выводят гулять своих бедных собак.
— У тебя будет на тачку? — спросила Анжела, покачивая бедрами и натягивая джинсы.
— Есть! — крикнул я и кинул на траву оставшиеся купюры.
Запах автомобиля, замкнутое пространство, меня сильно вдавило в сидение, здесь теплее, наверное, усну.
— Остановите тут. — Анжела толкнула меня в плечо, я проснулся и выполз на улицу.
— Прости меня, но я должна идти, — голос ее вибрировал.
Зачем она говорит? Ведь я люблю ее, и она меня тоже, зачем она говорит? Зачем она уходит? Последний поцелуй, что может быть безнадежнее? Она идет, фонари качаются, трамвай разбивает ночь дробью, стоп! Теперь я один. Как это прекрасно — остаться в Купчино ночью, под этим небом, одному. Правая нога мокрая, полил дождь еще сильнее, чем вчера. Все деньги отдал алчному извозчику, в кармане ничего, кроме таксофонной карты, да и то почти пустой.
"А ведь Света живет тут рядом, вон в том доме, займу денег на дорогу у нее", — эта мысль меня позабавила.
Черт возьми, как давно это было! Я вспомнил, как совсем еще юный ездил к ней чуть ли не через весь город, чтобы только подышать воздухом ее квартиры, как дрался с ее собакой в лифте. Доберманы — полные идиоты. А теперь, через шесть лет, я иду к ней занимать деньги на дорогу домой. Я иду от другой женщины, но при этом я испытываю нежность к ним обеим.
"Что это? Где я?"
Вот стайка каких-то гопников. Хорошо бы сия чаша меня миновала. Я прошел по пустырю без приключений, если не считать мокрых ботинок.
Восьмой этаж, сто пятьдесят третья квартира.
— Здравствуйте, Екатерина Семеновна! Извините, пожалуйста, что так поздно.
— Ничего страшного, Миша, проходи, но Светочки, к сожалению, нет дома.
— Нет, спасибо, мне уже домой пора, — я замялся и, сам пугаясь своей наглости, спросил: — Мне из ваших выселок пешком не выбраться, а транспорт уже не ходит. Вы бы не могли одолжить мне денег на дорогу?