Никто не ожидал от Анастасии такого крутого выпада, и все сразу затихли.
— Пойду прилягу, а то после обеда чего-то в сон потянуло, — обратился я к Краснощекову, — разбуди меня, если вызов дадут.
— Да я и сам пойду в люльку, — ответил тот, и мы направились наверх.
— Вечером продолжение банкета! — крикнул вдогонку Тамусенко.
Меня охватило приятное предчувствие хмельного веселья. Воспоминания о бабке, терзавшие меня последние минут пятнадцать, отошли на задний план. Дрема навалилась душно и влажно, как бывает всегда теплым майским днем.
Я бежал по стеклянному лабиринту, закрыв ладонями уши, пытаясь во что бы то ни стало избавиться от металлического хохота бутафорского клоуна.
"Откуда взялся этот шут? Кто посадил его перед дверьми стеклянного лабиринта? Почему у тряпичного клоуна такой по-человечески омерзительный смех и зачем я полез в этот непонятный, наводящий ужас лабиринт?" — вопросы возникали с неимоверной быстротой и, так и оставшись без ответов, постепенно испарялись с поверхности больших полушарий.
Я бежал слишком долго и уже начинал выбиваться из сил. Стеклянные стены, подобно стенам туннеля метро, двигались навстречу с ошеломляющей скоростью, и эта скорость была гораздо выше, чем та, с которой способен передвигаться человек, пусть даже это был бы Карл Люис в лучшей своей спортивной форме.
"Неужели мой бег только иллюзия?" — подумал я.
В голове внезапно возник образ полногрудой американки, затянутой в блестящее, обнажающее все, что только можно обнажить, трико, рекламирующей беговые тренажеры фирмы "Кеттлер". Американка с тупым самодовольным видом демонстрировала ровный, белый ряд металлопластических коронок.
"Вот, идиот, досмотрелся рекламы, ты продукт клипового сознания, вся это плесень проросла в твоей подкорке", — ужаснулся я, и, чтобы прекратить эту иллюзорную кашу, остановился и закрыл глаза.
Навстречу мне шел чем-то очень озабоченный Краснощеков, неся под мышкой тот самый пейзаж Пуссена. Я, радуясь появлению хоть одного знакомого лица, ринулся ему навстречу, но он совершенно равнодушно прошел мимо, пристально смотря на что-то, находящееся у меня за спиной. Я резко развернулся и даже пробуксовал на месте.
Рядом с Алексеем стоял холеный, незнакомый мужчина премерзкой отталкивающей наружности. Пухлыми пальцами, унизанными массивными перстнями, незнакомец отсчитывал огромного размера купюры, сильно смахивающие на царские "Катеньки". Картина меж тем уже была у незнакомца.
— Что ты делаешь, придурок! — крикнул я, — нельзя ее продавать, старуха ведь сказала…
Несмотря на то, что я кричал достаточно громко, никто из них даже не обернулся. Тогда я подбежал к Краснощекову и попытался схватить его за плечо, но рука, к моему удивлению, прошла сквозь него и я, потеряв равновесие, упал навзничь. В ту же секунду все завертелось вокруг меня в бешеном хороводе, и я оказался стоящим посреди толпы строгих фрачников с каменными лицами и зареванных женщин, лица которых нельзя было разглядеть за черными вуалями.
"Интересно, где они понабрали этого барахла?" — проскользнула по полушариям идиотская мысль.
— Кто последний за формой девять? — задал я не менее идиотский вопрос, но никто, подобно Краснощекову, опять же не обратил на меня ровным счетом никакого внимания, все смотрели на заваленный живыми цветами гроб, расположенный в центре.
Я стал пробираться поближе, желая во что бы то ни стало разузнать, кого это хоронят с такими почестями, но не успел я сделать и шага, как на плечо мне опустилась чья-то рука, заставив меня вздрогнуть. Обернувшись, я увидел старуху в темных очках.
— Молодой человек, вас уже заждались, извольте занять свое место! — проскрипела она.
— А где мое место? — удивился я.
В ответ старуха указала кивком головы в сторону гроба. Ком ужаса, образовавшийся где-то в районе мозжечка, рухнул куда-то в пах, и я с неимоверным усилием посмотрел в центр зала. Гроб был пуст.
— Ты чего орешь? — Краснощеков тряс меня за плечо, — какая форма девять?
— Нельзя эту картину продавать, мне сейчас такое приснилось! — пробормотал я, стряхивая с себя вместе с одеялом остатки сна, — по моему я был в аду.
— Так-таки и в аду, — улыбнулся напарник, — тоже мне Данте нашелся.
— Ты не смейся, придурок. По-моему, мой ангел-хранитель совсем забыл обо мне, если позволяет посещать подобные вечеринки, — я закурил.