На берегу давно заросшего ряской, обмелевшего пруда что-то происходило. Издали был виден жадный до сенсаций полуденный народ, состоящий, в основном, из домохозяек и размахивающих клюшками старушек, отгоняющих не в меру любопытных детей. В общем, бурная деятельность, КПД которой, как правило, был равен нулю, так как познания нашего народа в оказании первой медицинской помощи состояли из выворачивания карманов в поисках каких-либо таблеток, причем все равно каких и незамедлительному засовыванию всех этих таблеток под язык потерпевшему.
— Сейчас начнется шоу, — возвестил Краснощеков.
— Да, цыганочка с выходом, — поддержал его Панков и лихо подрулил правым бортом к клокочущей, возбужденной толпе.
Из этой эмоционально напряженной биомассы выскочила женщина в синем шерстяном костюме с зелеными горизонтальными полосками. Из-под стекол ее непропорционально больших очков в роговой оправе самой причудливой формы, покоящихся на тонком стервозном носу, сверкали зелеными огоньками глаза школьной учительницы по математике.
— Скорая называется! Где вы так долго ездите? Я буду жаловаться! — в открытую форточку вместе с дуновением ветра ворвались злость и нетерпение очевидца трагедии, — срочно нужен электрошок!
— Кому? — тихо спросил я у напарника, вылезая из машины.
— Им всем, по-моему, не помешает, да и нам с тобой, судя по всему, скоро понадобится, — ответил он и, как ледокол, раздвигающий торосы льда, ринулся в гущу событий, оглашая окрестности нарочито форсированным голосом. Я само собой последовал за ним, взяв для важности чемоданчик.
У самой кромки воды лежало тело, рядом с которым, стоя на коленях, расположились две женщины, интенсивно выполняющие закрытый массаж сердца и искусственную вентиляцию легких, причем искусственная вентиляция легких выполнялась способом "рот в рот".
Я положил чемодан на траву и, быстро раскрыв его, повернулся к Краснощекову, чтобы скоординировать с ним дальнейшие действия, но, увидев выражение его лица, понял, что ничего из того, что я собирался сделать, уже не понадобится. Внимательно взглянув в сторону тела, от двойственности чувств я потерял дар речи. Тело действительно было, мертвое тело, без дыхания и сердцебиения, но, судя по ряду признаков, мертво оно было где-то около недели, а то и двух.
— Оставьте в покое труп! — наконец собрался с силами Алексей, — ему уже не поможешь.
— Его нужно реанимировать, что вы бездействуете, фашисты?! — накинулась на нас вездесущая учительница.
— Простите, но реанимировать его нужно было неделю назад, — стоял на своем напарник.
Взглянув на отслоившуюся кожу на кистях и характерное вздутие тела, не говоря уже об известном запахе, я вынужден был с ним согласиться.
Одна из женщин, как раз та, что делала искусственное дыхание, не выходя из нелепой позы лягушки, готовой к решающему прыжку на комара, оторвала свои губы от сине-черных губ утопленника и, обращаясь к учительнице, сказала:
— Галина Васильевна, вызовите настоящих специалистов и запишите номер этих никчемных дилетантов. Мы на них в суд подадим.
— Какие дилетанты? Прекратите реанимировать застарелый труп, в конце концов вы можете отравиться, — подключился я.
При слове "отравиться" обе женщины оторвались от своего занятия и, недоверчиво покосившись на нас, перевели взгляды на тело. В воздухе повисла тишина, которую нарушил Краснощеков:
— Граждане, давайте во всем разберемся, — обратился он ко всем присутствующим, — кто-нибудь видел, как он нырнул?
Оказалось, что никто не только ни видел, как он нырнул, но не нашлось и тех, кто доставал его из пруда.
— Он так тут и лежал, — удивленно произнесла женщина, делавшая закрытый массаж сердца и, видимо, потихоньку начинавшая вникать в суть происходящего.
Я положился на ораторский талант Краснощекова и отправился по рации вызывать милицию.
— Ну, что там? — спросил Панков, оторвавшись от чтения газеты.
— Да ничего, пара некрофилок реанимируют утопленника недельной давности.
— А, обычное дело, — произнес Панков и снова уткнулся в газету.
Через полчаса подъехал милицейский козелок и Краснощеков начал что-то объяснять сержанту, одновременно рисуя сопроводительный талон. Вместе с сержантом из "уазика" вылез худощавый субъект в кривых очках и длинной кожаной куртке. На его, хранившем следы вчерашней тяжкой пьянки, лице при виде нас выплыла гримаса обреченности и нежелания что-либо делать. Не обращая внимания на взволнованную толпу и самого виновника суматохи, тихо лежащего у кромки воды, дознаватель, походкой человека, бредущего по снежной целине, подошел к Алексею, пробормотал приветствие и взял направление.