Яков остановился, закурил. Воспоминания отчего-то неожиданно проснулись в нем после долгой спячки.
После освобождения бывший зэк, как и большинство местного населения, осел в поселке, где и отбывал срок. Вообще же поселок Рахтур, если посмотреть внимательно, делился в основном на бывших заключенных местной колонии и также бывших и нынешних служащих зоны. За некоторым, естественно, исключением — медперсонала, учителей, военнослужащих небольшой воинской части, стоящей на удалении в несколько десятков километров от поселка. Которое, впрочем, только усиливало впечатление разделения поселка на два лагеря. Зону и охрану!
И, если за запреткой протекала своя, строго регламентированная жизнь и отношения там между людьми складывались по своим, укоренившимся понятиям, то на воле, в метре от забора эти отношения сглаживались, резко не разделяя население. Даже наоборот. Иногда бывшие зэки и их же бывшие надзиратели становились друзьями. И жили рядом, и умирали рядом, провожая друг друга в последний путь со слезами на глазах, искренне переживая утрату. Такова жизнь!
Дверь в поселковый Совет была закрыта, лишь тусклая лампочка-сороковка еле освещала пространство, немного задевая небольшой участок обширного крыльца да выхватывая часть выцветшего полотна трепыхающегося под порывами ветра государственного флага страны.
Яков Петрович прошел по крыльцу к единственному светящемуся изнутри окну здания. Туда, где находилось дежурное помещение с телефоном.
Бывший капитан — это было видно в разрез занавесок — вприкуску пил чай, одновременно читая газету.
Яков Петрович тихо постучал в стекло. В окне показалось лицо Коновалова. Он узнал стучавшего, пошел к двери, открыл.
— Ты чего, Петрович?
— Прогуливался вот. Думаю, дай зайду к старому знакомцу.
— Не бреши! Попрешься ты в этакую темень по грязи прогуливаться. Мне-то не бреши! Я ж тебя как облупленного знаю.
— А ты все тот же мент, Егорыч! Никому, никогда и ни в чем не веришь!
— Жизнь научила!
— Ну ладно, расколол ты меня, хотя тут и колоть-то нечего было, так что особо не гордись. Прав ты, конечно же, не просто так я пришел сюда.
— Вот так-то лучше!
— Внутрь пропустишь или на ветру держать будешь? А может, не положено, гражданин начальник? Объект-то стратегический! Целый Совет депутатов!
— Не изгаляйся! Заходи, коль пришел!
Яков Петрович прошел вперед, Коновалов закрыл дверь на щеколду, пошел следом:
— Ты иди, иди, что встал? Аль дежурку не видишь?
Расположились они за небольшим канцелярским столом на двух жестких стульях. Голонин спросил:
— Егорыч, а тебя ночью кто проверяет? Службу твою?
— А тебе что? — подозрительно взглянул Коновалов на Якова Петровича. На что тот резко ответил:
— Да что ты, в натуре, ментом-то на меня косишься? Сколько лет рядом живем, а ты все косишься? Пузырь у меня с собой перваку да кусок сала-свежанинки. Вот и спрашиваю, может, дернем спокойно, старое вспомнив, или кто посторонний помешать может?
— Да?
— Да! А ты чего подумал? Что я тебя грохнуть здесь собрался? Да стол твой канцелярский с тараканами вместе вытащить?
— Ничего я не подумал! Привычка! А выпить? Что ж? Выпить можно! Сало, говоришь, свежее?
— Гляди сам!
Голонин достал сверток, развернул. На стол аппетитно лег приличный кусок сала, с двойной толстой прослойкой мяса, плотно нашпигованный чесноком.
— Да-а, — оценил бывший капитан товар, — закуска знатная, что и говорить! Под нее не только полбанки раздавить можно. Устраивайся. Да занавески зашторь! Чтобы с улицы видно не было. А проверяют меня, — неожиданно вернулся к заданному ранее вопросу Коновалов, — только по телефону, из Верхотурска, с часу до трех. Это, значит, чтобы службу бдил, не спал, короче!
— Режь, Егорыч, сало, а я звонок один сделаю. Ты не против?
— Куда звонить собрался?
— На прииск! Начальнику, Жилину.
— А! Дружку своему? Не поздновато?
— Нет, в самый раз.
— Как последняя рыбалка?
— Да никак! Нажрались только. У водилы Жилина, Филиппа, как раз день рождения выпал, вот и вдарился молодняк по пойлу. С утра, правда, взяли пару десятков кило, но это, сам понимаешь, баловство одно!
— Сейчас по новой, что ли, собираетесь?
— Не знаю, намекал Сергеич, как приезжал, хочу вот уточнить. Он же знаешь какой? Не смотри, что ему едва за тридцать перевалило, привык, чтобы все по его было. Нагрянет, а у меня не готово ничего! Будет мозги парить!
— Ну, звони! Только линию долго не держи!
— Я быстро!
Яков Петрович набрал номер. Скрип и шум мешали, но сказать главное удалось, правда немного повысив голос:
— Алло? Жилин? Дмитрий Сергеевич?
— Да! Кто на проводе?
— Не узнали? Петрович, я! Голонин Яков Петрович!
— Все! Понял, говори!
— Когда на реку пойдем?
— Ты не один у телефона?
— Нет!
— Тогда слушай и отвечай, чтобы посторонний ничего не понял.
— Добро!
— Клиентов подобрал?
— Да!
— Сколько нужно времени на подготовку этой пары? Чтобы все официально провести?
— Думаю, недели через две с небольшим сможем организовать рыбалку. Если, конечно, здоровье не подведет! Тогда уж ничего не сделаешь, все под богом ходим!
— Ты мне брось это! Значит, через две недели пойдешь по Алле вверх. Днем, чтобы люди видели. Потом протоками вернешься, уйдешь за поселок по открытой воде. До причала дома охотника. В четверг к полуночи пойдешь к железнодорожному мосту, подберешь там первого клиента. Как пройдет пассажирский поезд на Бородино. В следующую ночь повторишь поездку, заберешь второго с товарняка! После всего возвращайся домой. Запомни, для тех, кто прибудет, ты глухонемой, понял?
— Все понял! И все приготовлю, Дмитрий Сергеевич! А чего это вы решили вверх подняться? Там же пороги?.. А? Понял! Все, все… сказал же: понял, мне какая разница? Вы только с собой больше шалман не тащите.
— Клиентов этих из Рахтура Ефим пусть завтра же отправляет! И по-тихому, ясно?
— Ясно, ясно!
— Работай, Яков Петрович! До встречи!
— До встречи!
Начальник прииска положил трубку. То же самое сделал и Голонин. Кивнул на телефон, обращаясь к Коновалову: — Горяч! Не любит, когда против слово скажешь!