Иначе обстояло дело с профессиональными игроками и другими негодяями. От них было труднее избавиться. Официально я не имел права изгонять с Нунукана нежелательных лиц. Зато в моем распоряжении был довод, который, пожалуй, весил больше любых законов: мои ибаны. Если кто-нибудь очень уж упирался, не желал подчиниться моему приказу, мне достаточно было сказать словечко мандуру Анаму и его товарищам.
Один из вождей на соседнем острове — Себатике задумал потягаться со мной. Он правил маленькой деревушкой, нещадно эксплуатируя своих подданных, которых было около ста человек. Эти люди, помесь бугов, малайцев и даяков, охотно шли работать к нам. Одних привлекала возможность испытать в день получки азарт игры, других — купить своим женщинам кофе и сахар.
Но вождю не нравилось, что в деревне оставалось очень уж мало людей. Еще больше его возмущало, что я выплачиваю заработок его подданных им самим, а не ему. И вождь запретил своим людям работать на нунуканских лесоразработках. А так как запрет не возымел желанного действия и мужчины по-прежнему покидали деревню, он принялся разъезжать по лесосекам, пытаясь угрозами заставить своих людей вернуться.
Я предложил ему прекратить это.
Он не послушался, напротив, встретив меня через неделю, нагло потребовал, чтобы я либо немедленно уволил его людей, либо ежемесячно выплачивал ему кругленькую сумму. Иначе будут неприятности.
А надо сказать, что вождей назначал представитель голландских властей в Таракане и, следовательно, они были официальными лицами. Их даже облекали полицейскими полномочиями. Я же обладал лишь той властью, которую сам себе присвоил. Вот вождь и решил, что может потягаться со мной. Он не знал Анама.
Я сказал Анаму, что недоволен этим вождем.
— Что — отрубить ему голову? — с воодушевлением спросил предводитель ибанов.
— Нет… не надо. Просто сделай так, чтобы он не совал сюда нос.
Когда вождь опять явился на Нунукан на своей пироге, у пристани его встретил Анам. Он любезно предложил гостю выпить чашечку кофе, и вождь, привязав лодку, пошел с ним в кофейню. Анам подчеркнул, что ему очень лестно познакомиться со столь влиятельным лицом.
Долго текла учтивая беседа о погоде, о том, как вырос и процветает поселок Нунукан. Вдруг Анам прерывает ее:
— У тебя отличная голова, вождь!
— ??
Анам внимательно осматривает его голову со всех сторон:
— Тонкая шея, один удар мечом — и готово.
На лице вождя — идиотская улыбка, он никак не возьмет в толк, что ото — шутка или оскорбление.
Пока он раздумывает, как отнестись к словам Анама, к ним подходит Легонг, любитель проказ и лихой плясун.
— Легонг, — говорит Анам, — знаешь, что мне пришло на ум? Голова вождя — это как раз то, чего нам не хватало. Вот что надо закопать в землю под лесопилкой!
— Что верно, то верно, — отзывается Легонг, пристально глядя на вождя. — Эта голова похожа на зрелый писанг [14]. Для нее прошли все сроки. — Он поглаживает висящие на боку ножны. — Писанги полагается срезать не дожидаясь, когда они поспеют!
— Что… Что? — заикается вождь, пытаясь отыскать взглядом на серьезном лице Анама хотя бы намек на улыбку. По глаза Анама, как и глаза Легонга, выражают нечто совсем иное… Нечто такое, от чего вождь поднимается на свои разом ослабевшие ноги и с трясущимся подбородком бредет к пироге. Несмотря на елейный голос Анама, вождь понял, что к его словам нужно отнестись очень серьезно.
Он больше не показывался на Нунукане.
Позднее голландский представитель в Таракане рассказал мне, что вождь явился к нему и наговорил, будто я поощряю охоту за головами на Нунукане. Представитель не придал его словам никакого значения, все эти басни о белых охотниках за головами успели ему надоесть. Пришлось, однако, назначить нового вождя: этот болван ни за что не соглашался возвратиться в твою деревню.
Надо сказать, ибаны и в самом деле хотели раздобыть голову и закопать ее под лесопилкой. Есть в Индонезии старинное поверье: чтобы задобрить силы зла и предотвратить несчастье, под каждой большой постройкой, тем более под фабриками и подобными зданиями, необходимо закапывать голову. Чаще закапывают бычью или козью голову. Но лучше всего человеческая голова.
Анам много раз приходил ко мне, умолял позволить добыть голову-другую для лесопилки. Дескать, иначе не миновать беды.
— Туан не пожертвовал духам ни одной головы. Это кончится плохо. Такая большая лесопилка! И столько ненасытных машин!
— Но водь мы уже зарыли и бычью и козью головы.
— Это годится для жилого дома, для конторы. Для лесопилки этого мало, нужна человеческая. Здесь, на Нунукане, все нас боятся, в бою голову не добудешь. Возьму-ка я лучше с собой товарища и поднимусь вверх по Себуку! Туан помнит тамошних даяков? Мы к ним заходили, когда осматривали с туаном лес. Они такие глупые и трусливые, там раздобыть две головы — все равно что с пальмы плоды собрать. Пустите меня, туан. Никто ничего не узнает!
— Ни за что, Анам! Вы не должны отрубать головы людям, пока на вас не напали! Запомни это, Анам! К тому же я уверен: уж кто-кто, а ибаны не побоятся работать на лесопилке, зарыта под ней голова или нет!
— Мы-то не боимся. Вот остальные… Ладно, пусть будет по-вашему, — заключил он со вздохом.
Стало обычным поручать ибанам все работы, которые оказывались не под силу другим. Если попадалась особенно трудная лесосека или тяжелая для сплава река, туда посылали мандура Анама с его людьми. И нам никогда не приходилось жалеть об этом. Когда строительство железной дороги между Нунуканом и Ментсапой замедлилось из-за сложного рельефа, мы направили туда ибанов. И когда обнаружилось, что малайцы никак но могут довести до конца мост через реку Сидадп, опять-таки пришлось обратиться к Анаму.
Я убедился, что его ребятам любое дело по плечу. Они работали не ради денег — им нравилось решать сложные задачи. И оказалось, что ибаны легко осваивают машины.
Началось с того, что я поставил троих ибанов работать на лесоскладе. Через недельку Ладонг и Банао попросили разрешить им управлять пилорамами.
Я согласился, и результаты оказались превосходными.
Рабочие для лесопилки были навербованы в Саман ринде и на Яве. Среди них были представители различных малайских народностей; преобладали яванцы. Работа шла довольно вяло.
Войдя во вкус, три ибана предложили привлечь и других своих товарищей: мол, так дело пойдет живее.
Тогда я на все ответственные участки назначил ибанов. Производительность сразу возросла. Заведовавший лесопилкой голландец пришел в восторг и попросил дать ему побольше «этих дикарей».
Мандур Анам съездил в свою деревню и привез еще двадцать человек.
Они справлялись с машинами так, словно всю жизнь ничего другого не делали. И это несмотря на то что прежде в глаза не видали даже подобия машин. Их племя до сих пор было незнакомо с колесом.
Мы на Западе гордимся своей техникой, считаем, что она ставит нас неизмеримо выше тех народов, которые еще не изобрели даже колеса. Но ведь это чистая случайность, что нам удалось опередить других. Мы слишком легко забываем, что всего несколько сот или тысяч лет назад стояли на столь же (если не более) «низкой» ступени развития, что и те, кого сегодня высокомерно именуем «дикарями». Забываем, что в масштабе всего бытия несколько тысяч лет истории человечества — ничтожно малый отрезок времени.
Видя, как быстро так называемые дикари осваивают машины, — понимаешь, насколько это просто. Ибаны были особенно наглядным примером.
За два дня Легонг научился управлять огромной рамой: правильно подавать бревно, определять на слух, когда нужно сменить полотно, учитывать твердость распиливаемой породы и заточку зубьев. Благодаря его стараниям ни на минуту не прерывался поток бревен, проходящих через пилораму.
14