– Я тот, кто знает: ни при каких обстоятельствах нельзя толкать дурь старшему по званию.
Энсин ухмыльнулся.
– А почему вы не в кутузке? – поинтересовалась Дюваль.
– Спроси своего дружка, он такой умный, – посоветовал энсин.
Майя посмотрела на Даля, тот пожал плечами.
– Ксенопсевдоальгарик вполне легален, – пояснил он. – Но принимать его не слишком разумно. Разве что если изучаешь ксенобиологию либо питаешь интерес к официально не запрещенным инопланетным модификаторам настроения – возможно, с предпринимательскими целями.
– Ох! – выдохнула Дюваль.
– Если гадать, – начал Даль, – то я бы предположил, что наш друг…
– Финн, – представился энсин. – А это Хестер.
– …что наш друг Финн на последнем месте службы пользовался репутацией человека, употребляющего субстанции, которые позволяют успешно проходить тест на содержание запрещенных веществ в моче…
Хестер фыркнул.
– Я также могу предположить, что упомянутый старпом наверняка не хотел, чтобы распространилась новость о его пристрастии к наркотикам…
– Плесени, – поправил Финн.
– …любой разновидности. И еще менее он хотел бы, чтобы распространилось известие про его буйство от ксенопсевдоальгарика. Старпом напал, а Финн, с чисто технической точки зрения, вынужденно защищался. Потому начальству показалось разумным не упекать Финна в кутузку, выставляя грязное белье на всеобщее обозрение, но втихую перевести нарушителя на другой корабль.
– Я ни подтвержу, ни опровергну этой интерпретации событий, – заявил Финн.
– А зачем полицейские? – спросил Хэнсон.
– Следят, чтоб мы не заблудились по пути на «Интрепид», – заявил Хестер. – Проще говоря, чтобы он до нычки своей не добрался.
Финн закатил глаза в деланом отчаянии.
– Чую здесь озлобленность, – заключила Дюваль, глядя на Хестера.
Тот наконец посмотрел ей в глаза и сознался:
– Эта сволочь прятала свои запасы в моем рундуке.
– И ты не знал? – спросила Дюваль.
– Сказал, конфеты. Мол, если кореша узнают, залезут втихую и стибрят.
– Так они бы и стибрили! – возразил Финн. – К тому же оно и вправду было в конфетки закатано.
– А еще ты сказал, что конфеты – для твоей мамы.
– Признаю, тут я соврал.
– Я пытался объяснить капитану и старпому, но они просто не верят, – пробурчал Хестер. – На их взгляд, я сообщник. А мне этот ублюдок никогда не нравился.
– Так почему ж ты согласился держать его, гм, конфетки? – спросила Дюваль.
Хестер пробормотал что-то неразборчиво и отвернулся.
– Согласился, потому что я с ним по-доброму, а у парня друзей-то нет, – пояснил Финн.
– А ты этим воспользовался, – заключил Хэнсон.
– Не то чтобы я вовсе не хотел с ним подружиться, – указал Финн. – И я уж точно не хотел его подставить. В моих запасах ничего криминального. Просто наш старпом встал на рога и захотел немножко порихтовать мне кости.
– Вам следовало бы лучше разбираться в свойствах своего продукта, – заметил Даль.
– Когда в следующий раз чего-нибудь раздобуду, обязательно тебе притащу понюхать, – съязвил Финн, а затем указал рукой на иллюминатор, за которым виднелся приближающийся шаттл. – Но придется подождать. Похоже, наш рейс прибыл.
Глава 2
На «Интрепиде» четверых новеньких принял старшина Дел Сол и быстренько разогнал всех по местам службы. Даля же встречал лично старший офицер по науке К’рооль.
– Сэр! – воскликнул Даль, салютуя.
К’рооль отсалютовал в ответ.
– Энсин Даль, рад вас видеть! Я нечасто встречаю новичков, явившихся под мою команду, но по пути с вахты решил лично показать вам пост. У вас есть личные вещи, которые вы хотели бы отнести в каюту?
– Нет, сэр!
Его вещи, как и вещи прочих новоприбывших, отправили в службу безопасности корабля для проверки. Потом багаж доставят в каюты, чье расположение передадут на телефоны новичков.
– Как я понимаю, вы провели несколько лет на Форшане и выучили язык. Причем все четыре диалекта.
– Так точно, сэр.
– Я немного изучал его в академии, – признался К’рооль, прокашлялся и выдал: – Aaachka faaachklalhach ghalall chkalalal!
Даль напрягся, старясь, чтобы не дрогнул ни единый лицевой мускул. К’рооль попытался произнести на третьем диалекте приветствие правой секты: «Я предлагаю вам хлеб жизни». Но построил фразу и поставил ударения так, что фраза прозвучала как призыв насиловать кексики совместно. Даже не принимая во внимание то, что член правой секты вряд ли стал бы по своей воле разговаривать на третьем диалекте – поскольку на нем говорил основатель левой секты, отчего правая секта всячески избегала третьего диалекта, – совместное надругательство над кексиками отнюдь не являлось распространенной практикой на Форшане.