Оба они испытывали блаженство, впервые обнявшись и не боясь, что им помешают. Но если не считать этого блаженства, то в их ощущениях было много другого, что ни он, ни она не представляли себе заранее. То, что теперь их так неотразимо очаровывало, были, в сущности, мелкие подробности, которые никогда не могли появиться в воображаемой картине и существование которых обнаружилось впервые, — запах одежды и кожи, тяжесть руки на затылке и шее и пальцев на подбородке. Молодой человек никогда еще не целовал женщину, кроме как в воображении, глядя на недоступных красавиц на городских улицах или на танцевальных вечерах. Что касается девушки, то она едва ли вообще знала об этом и никогда не слышала, чтобы это упоминалось в разговорах о таинственных отношениях между парнями и девушками или чтобы кого-то этим дразнили. Вот отчего их первый подобный опыт показался им совершенно особенным. Юноша прежде принял решение, что сейчас он это сделает. А когда поступок был совершен, он с удовлетворением мысленно отметил, что вот теперь он на самом деле целовал женщину, что теперь он знает, каково это, и что рядом с ним лежит девушка, которую он поцеловал. Девушка же не сразу поняла его намерения, но, смутно догадавшись о чем-то, инстинктивно ответила. Это свершилось, и все ее существо погрузилось в сладчайшие глубины и в то же время как будто переродилось и теперь всеми своими чувствами стремилось перетечь в глаза, под закрытые веки, и прижаться к шее юноши, ища у него защиты и не желая ничего другого, как только осязать этот теплый кусок кожи на шее. Ближайшие предметы окружающего мира казались неважными и далекими. Связи времени и места распались и существовали в ее сознании поврозь, размыто и неопределенно, как во сне. Те части ее тела, которые соприкасались с землей, словно стремились оттолкнуться и разорвать и эту связь, а земля продолжала невольно давить на нее и не могла поступать иначе.
И тогда это случилось во второй раз.
Молодой человек глаза не закрывал. Наоборот: все его чувства чудесным образом обострялись благодаря мельчайшим отмеченным им подробностям. Его уши различали переливы дрозда, а глаза тем временем, присмотревшись, разглядели тонкую жилку листа, а потом — морщинки на нижней губе девушки. Происходящее уже не приводило его в трепет, его голова была ясной, так что ему даже захотелось хмыкнуть, увидев, как девушка лежит с закрытыми глазами на его руке. Но когда она их приоткрыла, он почувствовал, как лицо его расплывается в блаженной улыбке. «Девочка, девочка», — шепнул он, и у нее снова появились основания закрыть глаза.
Так проводили свою первую летнюю ночь Элиас и Люйли — на склоне холма, в тени деревьев, под открытым небом, — и им довелось изведать все те же чувства и переживания, что и бесчисленным другим молодым парам в ту же ночь. Но оба они полагали, что такое происходит только с ними. Молодой человек много слышал и много навоображал о таких свиданиях и теперь не мог избавиться от чувства легкого удивления оттого, что изведанная на деле любовная радость оказалась такой простой и бесхитростной, что источник ее — череда мелких чувственных ощущений, имеющих ту особенность, что ни одно из них нельзя было растолковать словами даже самому себе, и одновременно было немного досадно, что за всеми ними так легко наблюдать. И все же, несмотря на все это, у него было чувство как у человека, вдруг разбогатевшего втайне от всех. «Вот — Люйли, а это — я. Она девушка, молодая…» Примерно так он чувствовал, и когда он такими глазами взглянул на ее черты и формы, его любовные переживания помимо его воли начали изменяться и вступили в новую фазу. Осознав это, Элиас надолго задумался, неподвижно уставясь мимо ее волос в землю. И так незаметно для него протекло время до самого того момента, когда замолчал дрозд. И он произнес какие-то слова — к счастью, потому что не заполненная ничем пауза затянулась слишком надолго. Для него она долгой не была, потому что он размышлял, и делал заключения, и наблюдал сам за собой. Но когда он заметил, что его продолжительное пребывание в одном и том же положении выглядит неестественно, то тотчас испугался, что девушка это тоже заметила. Но она пока наслаждалась счастьем — полным и цельным, потому что не размышляла, не проводила наблюдений, не оценивала счастье, а просто отдавалась ему. И словно для совершенной его полноты вновь замелькали перед ней весенние воспоминания, обретавшие именно теперь свою истинную значимость и принадлежавшие нынешней минуте, как часть принадлежит целому.