Сантра явственно чувствовала, что нынешней ночью муж ее не спит на своем месте в домике на плоту.
Но потом Сантра вспомнила про оставшийся еще в погребе маленький бочонок, в который она собрала лучшую, отстоявшую часть браги, вспомнила и разговор с хозяином перед его уходом — все это было необычным, немного пугающим, но одновременно и влекуще-таинственным. Вновь прокукарекал петух.
Сковав наручниками Салонена с Пуоламяки, полицейский оставил их, мол, пусть двигаются в паре где и как хотят; при этом он немного напоминал кошку, оставившую задушенную мышь на потом. А те оба хотели пить и пошли на берег озера и хлебали там из горсти — один из левой, другой из правой — тепловатую озерную воду. Констебля они больше не интересовали, он осматривал труп; не колеблясь, он повернул его, и стали видны оставшиеся открытыми остекленевшие глаза. Одежда на левой стороне была черной от запекшейся крови, и к ней прилипли листочки купыря и зонтики цветов. Невозможно было сказать, в каком месте под пиджаком находится рана.
— Этот, кажется, и впрямь вызвал сюда лекаря, — сказал однорукий старшой, сохранявший все тот же глуповато-строгий вид.
— Да-а, но, пожалуй, мы и сами тут за лекарей сойдем. Теперь только бы достать лошадь, чтобы можно было отвезти этого в морг. А за теми работничками приедут Салонен и Пуоламяки уже поднимались по береговому откосу «закованные в кандалы», как ворчал Нокиа. Он недавно видел спектакль, в котором пели такую песню.
— Тут ничего другого и не остается, как обратно в Кортсаани и звонить в арестантскую, ближе-то телефона нет. А лошадь везти труп, может, найдется вон на том хуторе.
— Там-то наверняка найдется, Микко дома, я видел, как он в окно подглядывал, когда мы мимо проходили, — сказал Матти Пуоламяки, усердно жестикулируя правой рукой.
Один из сплавщиков получил задание сходить на хутор и сказать, что констеблю нужна лошадь, чтобы доставить труп в волостной центр. Сам констебль продолжал осматривать лежащего на земле покойника. В его действиях все больше проявлялся профессионал. Это был не первый мужской труп, представший его взгляду. Однажды ему даже довелось вытащить трупик новорожденного младенца из навозной кучи у хлева.
— Да уж, ударил точно, переделывать не потребовалось, — сказал констебль и, усмехаясь, взглянул на Салонена. При этом он пытался мизинцем определить место раны. — Совет Матти ты исполнил в точности.
— Никакого совета я Нокии не давал, — крикнул на это Пуоламяки, ему опять вспомнились Ийта, и Тойво, и Лайла, и Тауно.
— Может, и не в Нокии, здесь-то как раз другой уезд, — сказал констебль.
Уставшие и потрясенные мужчины заметили, что наступило утро. На плоту ржала лошадь Меттяля.
Ряд машин перед красивым летним рестораном постепенно редел. Здесь, как и во многих дворах, свет и тени лежали совершенно иначе, чем несколько часов назад, когда компания из Телиранты прибыла сюда. Теперь взгляд с удивлением останавливался на таких деталях, которых вечером приехавшие не заметили. Двор-площадка оставался в тени, как долина в ущелье, куда не попадает свет солнца, хотя оно уже, наверное, сияет за грядой гор и широким простором озера. Но утоптанная песчаная дорожка странно белела, бледная, словно символ ночного бдения. Цыплята проснулись в клетках под кустами бузины. Ворота открыты, и от них дорога ведет в город. Кто-то срывает цветок и вставляет его в петлицу. Гул разговоров, негромких и медленных.
— Пожалуй, будет лучше, если теперь поведу я, — говорит Сельма Ханну и двум его знакомым.
— А как же водительские права?
Сельма открывает сумочку.
— Идите все на заднее сиденье, и все.
— Нет уж, разве я не могу быть за штурмана? «О донна Клара, я видел ночью тебя…» Ну, так отдать концы! Ой нет, не попрощались с теми.
Тем помахали руками, когда машины уже тронулись.
— А не поехать ли нам всем в Телиранту — пить утренний кофе? — предложила барышня Сельма, когда приблизились к известному повороту дороги.
— Неплохо бы: а то там, в гостинице, все равно ничего, кроме воды из-под крана, не получишь.
Следовавшие сзади Хелка и Арвид заметили, что передняя машина не свернула туда, куда вроде бы должна была. Ее пассажиры подавали руками и глазами какие-то знаки. Стрелки часов приближались к двойке. До Телиранты отсюда оставалось три четверти пути.
— А не сильно ли мы нарушим своим прибытием предутренний покой в доме?
— Ничего не случится, нам же шуметь не обязательно.
Сельма вела на хорошей скорости. Арвид был осторожнее.