— Муж-то ее, вероятно, вот-вот будет здесь, но мы можем и без него ехать, я вас отвезу на моторной лодке. Только скажу тому мужику…
— Ну, коль уж я к покойнику съездил, то стоит в такое прекрасное утро и на роды съездить, — бодро говорил врач. — Как же мы теперь поступим? Вы, Лехтимяки, подождите тут этого мужа, и когда он приедет, велите гнать побыстрее домой и привезти мой саквояж… Вашему человеку, хозяин, сторожить ни к чему, этот Лехтимяки сам подождет и скажет Сюрьямяки… Тут этих «мяки» — куда не повернись… да… о чем я? Ага! Когда этот муж сюда подъедет, Лехтимяки быстренько отправит его домой, а то вдруг там случились осложнения — иначе чего хозяйка Телиранта там так задержалась…
В то время, когда доктор говорил все это, к ним подкатил автомобиль и остановился. Хозяин увидел за рулем Сельму и узнал сидящего рядом с ней Ханну.
— Отец, мы приехали пить утренний кофе!
— Тогда сварите его себе сами. Мне нужно отвезти туда доктора.
— В Сюрьямяки? Неужто там дело так плохо? — Сельма была неестественно бойкой.
— Туда, туда, — а вы действительно сварите пока кофе, мы тоже с удовольствием выпьем, когда вернемся.
Успела подкатить и вторая машина с Хелкой и Арвидом. Услыхав, в чем дело, они попросили, чтобы и их взяли туда. Обещали, что за это удовольствие доставят потом доктора домой быстрее, чем тот рысак.
— Ну, в таком случае рысаку можно отправляться восвояси. Нет, стоп, черт возьми, а как же мои инструменты?.. Придется все-таки попросить этого косаря задержаться… Прямо-таки настоящее осложнение.
Все устроилось. Экипаж первой машины пошел в дом, а второй — на берег и сел там вместе с другими в моторку, которая сразу же погнала в обе стороны от своего носа равномерные волны по спокойной утренней глади озера. Сидящие в лодке хотя и видели отдельных ранних косарей, но тарахтения косилок услышать не могли.
Когда половина водного пути была преодолена, кто-то заметил, что у ворот Телиранты остановилась лошадь с повозкой, а в ней мужчина. Из лодки стали махать руками и даже кричать. Было видно, как телирантский батрак остановил свою пароконную косилку, спустился с дороги и подошел на какой-то миг к только что прибывшему, после чего тот развернул повозку и, стараясь заставить свою клячу бежать, дергал вожжи и шлепал ими ее по спине.
— Думаю, мужик теперь зря торопится, поскольку это началось уже, видимо, давно, и жена его прежде всегда прекрасно с этим справлялась, — сказал доктор.
— И сколько же раз уже доводилось посещать Турку[28] за казенный счет — вот как теперь? — спросил констебль насмешливо.
— Приходилось самому бывать там по пустякам, но теперь-то уж точно, съездим за убийство, — ответил Салонен, пытаясь бодриться. — Хотя я в этом и не виноват. Он раздразнил меня.
— Так оно всегда и получается в этом мире, что и невинный туда попадает, и виноватый, — так вот и этот, судя по твоим словам, выходит, попал туда, на телегу могильщика. Я за свою жизнь многим мужикам заковал ноги в кандалы, и большинство было «невинными». Хе-хе.
Констебль бывал в наилучшем расположении духа, когда вот так, завершив дело, он беседовал с арестованным в умеренно назидательной манере. Мужчины брели по следу прошедшего до них тут по росной траве врача, но их походка могла быть какая угодно, ибо на всех была обувь с высокими голенищами и они могли не опасаться, что промочат ноги, в этом у них было преимущество перед доктором. И они без зазрения совести топтали сочную траву, принадлежащую хозяйству.
Выйдя на дорогу, группа разделилась.
— А ленсман сказал, куда мне этих-то везти? Станет он их допрашивать нынче же ночью, или мне везти их к нам, в арестантскую?
— Да уж ленсман для начала всегда допрашивает сразу, в любое время.
— Ну, тогда повезу их туда, — покорно сказал возчик и голосом подал знак лошади. И здесь опять возникла такая же ситуация, как только что перед тем на поле: ничего не значили ни Салонен, чувствовавший себя главным в этих событиях, ведь он заставил поездить даже господ, ни тем более Матти, этот смешной взрослый мужик, хотя речь-то шла о них. Запой песню — и то не поможет, не стоит и стараться.
Не стоило больше стараться и в пути, ибо земля и небо были уже в ином настрое, им даже самая красивая песня не подошла бы. Уже явно чувствовалось влияние восходящего солнца: страстно заливались пичуги, и большая стая ворон, встревоженно взлетевших впереди с ворот спящей избы, резко закаркала. Когда же выехали на такое место, откуда было далеко видно в разные стороны, там и сям уже тарахтели косилки. В напряженных движениях лошадей, в голосах мужчин и в том, как они правили вожжами, — во всем этом было рвение раннеутреннего труда. Одна из самых горячих трудовых недель года в хозяйствах началась. В течение этой недели ни у кого не будет охоты до ночных похождений; съев ужин и жарко нахлеставшись в сауне веником, мужчина вытягивается на несколько часов в глубоком мужицком сне.
28
Констебль имеет в виду находившуюся в Турку мужскую тюрьму для опасных преступников, чуть ли не единственную тогда в Финляндии.