— Веселый сон снится, — шепотом сказал Мельников, осторожно поправляя сбитую в ногах простыню.
Наташа кивнула головой:
— Плывет, наверное. Весь день в пароходы играла.
Они уселись рядом на стульях и глядели на детей с таким вниманием, будто не видели их целую вечность.
* * *Над бухтой поднималось солнце. Его лучи плавили длинную зубчатую косу, крабовой клешней уходящую в простор океана. Вся отгороженная косой вода отливала оранжевым блеском. В розоватой дымке покоились дальние сопки. Их крутые конусы, казалось, врезались в самое небо.
Океан понемногу начинал волноваться. Он, шипя, набегал на песчаные отмели, неторопливо лизал гладко отшлифованные скалы, с глуховатым клекотом бился о борта пароходов.
«Восток» стоял метрах в ста пятидесяти от берега. Его гигантское белое тело почти не покачивалось на волнах. Мельниковы сидели на верхней палубе. Дети были на руках у Сергея и наперебой расспрашивали обо всем, что видели в бухте.
Дочь не отрывала взгляда от чаек. Они кружились над самым пароходом, издавая плачущие гортанные звуки. Птицы садились на поручни, канаты и даже на палубу.
— Папа! Папа! — что есть силы кричала девочка. — Гляди, какие смешные.
Володя хлопал в ладоши, и чайки улетали.
— Зачем ты их? — сердилась Люда. — Вот уж какой нехороший.
И она терпеливо ждала, когда чайки вновь осмелятся сесть на палубу.
Наташа нервничала. Разговор с Сергеем не клеился. Мыслей было много, и наплывали они как-то все сразу, перебивая друг друга.
— Ну, ты смотри, Сережа, настаивай, как решил. Слышишь? Только в Москву. Так и говори: квартира, семья, больной сын...
— Ната-а-ша-а! — остановил ее Мельников.
Она вспыхнула:
— Ну что «Наташа»?
— Да ведь какой раз я слышу: в Москву, в Москву. Будто ребенка уговариваешь.
— Но меня раздражает твое спокойствие.
— Какое спокойствие? Я только вчера говорил с начальником отдела кадров. Обещает.
— Ох эти обещания! Пора бы сказать что-нибудь конкретное. Ты же имеешь право требовать.
Над бухтой, заглушая все другие звуки, разнесся гудок парохода.
— Ну, ты пиши, — заторопился Мельников. — Чтобы с каждой большой станции была телеграмма. Уговор?
С катера рослый матрос крикнул в рупор:
— Граждане провожающие, поторопитесь покинуть палубу!
Мельников поцеловал жену, детей и, силясь не выдать щемящей внутренней боли, поспешил к трапу. Катер медленно отвалил от борта «Востока». Мельников не отводил взгляда от палубы. Наташа и Володя махали ему руками, а Люда терла кулачком глаза. Сергею показалось, что она плачет. Он сорвал с головы фуражку и стал, размахивать ею из стороны в сторону, стараясь хоть этим ободрить дочурку.
Катер подошел уже к берегу, когда над бухтой взметнулся последний гудок и пароход начал разворачиваться, беря курс на юго-восток. Фигуры людей на палубе постепенно уменьшались и тонули в утренней синеватой дымке.
Наконец пароход сделался крошечным и вскоре совсем пропал из виду.
От пристани Мельников приказал шоферу ехать прямо в батальон. Домой заезжать не хотелось: что смотреть на пустые комнаты.
...Весь день Мельников провел в думах о жене и детях. Куда бы ни шел, за что бы ни брался, перед взором стояли высокая палуба парохода и до боли родные лица. Вечером, вернувшись домой, он взял со стола портрет Наташи в багетовой рамке и прикрепил его над кроватью. Долго сидел за столом, перелистывая газеты, журналы, потом разделся и лег в постель, заложив за голову крепко сцепленные руки.
2
На полуостров Дальний Мельников получил назначение сразу же после учебы. Начальник академии, полный, с седоватыми висками генерал, рассудительно сказал ему:
— Это хорошо, что вы едете на Восток. Орел должен быть с двумя крыльями, а у вас пока одно — западное.
Улыбнувшись, он кивнул на висевшую в кабинете большую карту Советского Союза, Мельников тоже взглянул на карту и впервые увидел, что она действительно напоминает своими очертаниями два гигантских крыла — западное и восточное, — выгнутых концами кверху в направлении тонких синих меридианов. Казалось, крылатая родина стремительно парит в необозримом пространстве, и все, что находилось когда-то на ее пути, расступилось по сторонам и замерло в изумлении.
Мельников подумал тогда, что и в самом деле восточная часть огромной территории страны, которая простирается от Уральского хребта до Тихого океана, знакома ему только по книгам и географическим картам. То ли дело милый сердцу рязанский край! Ромашковые луга, окаймленные березовыми и дубовыми рощами, синие плеса озер и речек, где в камышовых зарослях гнездились несметные стаи диких гусей и уток.