Вся эта развеселая компания, что активно трудилась на ниве разоблачения служебных преступлений, приняла Хейти очень легко. Незаметно из него вытянули все подробности жития в Эстонии, слегка поинтересовались: «как там русские?», угостили вкусными сырниками домашнего производства самой Клары и стали втягивать в дела так, чтобы и лишней информации не дать и гость был занят по уши.
Гость и не возражал.
Хейти даже с удовольствием занимался той работой, которую ему подсовывали сотрудники службы безопасности этого «теоретически предполагаемого противника». Искать приключений на свою голову не хотелось совершенно, поэтому в документы, что при его приближении «незаметно» переворачивались, Хейти не заглядывал. Удивительно, но он начал воспринимать эту командировку как неожиданный отдых и уже начал верить в то, что кончится все хорошо…
Нет никаких двойных ходов западных спецслужб, нет никаких подставок и запасных игроков, нет противостояния, и те двое, что сопровождают его каждый вечер до представительской квартиры на соседней улице, всего лишь прогуливаются, потому что им по пути.
И больше всего Хейти хотелось верить в то, что не было никакого потерянного дня. Не было. А просто он спал с перепоя. Весь день… Спал.
Или нет?
То, что произошло за день до поездки, Хейти вспомнить не мог. Как ни старался.
«А не плюнуть ли?» — в очередной раз подумал Хейти, глядя в белый, снежно-белый потолок квартиры, в которую его поселили.
— Можно и плюнуть, — отозвался в голове знакомый голос.
— Давно тебя не было, — задумчиво произнес вслух Хейти. И тут же спохватился, квартира должна была «слушаться». И она «слушалась», а Хейти просто расслабился сверх всякой меры.
— Точно, — подтвердил голос внутри. — Расслабился. Хотя причин к этому нет.
— Отстань, — вяло подумал Хейти.
— Хм, «отстань», это ж надо… — встрял в разговор ворчливый голос. — Он еще и огрызается. Дружок, ты вообще понимаешь, почему ты тут?
— Отстань!
— Ну, может, от него действительно отстать? — спросил у ворчливого первый голос.
Этого первого Хейти особенно любил. Первый почти всегда соглашался. Кроме исключительных случаев…
Исключительных.
Дыхание перехватило… Белый потолок резко опустился вниз… Вспыхнул ярким светом… Далекий внутренний крик, эхо… «А-а-а-а-а-а…» Далеко. Далеко…
Хейти вскочил, мотнул головой. «Что же это?!»
По спине бежал пот, дышать было тяжело. Казалось, что желудок вздулся и подкатил к горлу.
«Черт! Ведь это же было… Крик этот. Как вспышка памяти. Черт…»
Хейти помотал головой. Муть медленно рассеивалась.
«А что же меня навело?»
Однако момент ушел. Пропал, как не было. Теперь Хейти не мог даже вспомнить, какая фраза сыграла роль катализатора и какое воспоминание, или тень от воспоминания, заставило его вскочить с постели.
Голоса в голове молчали.
«Ну и отлично, ну и ладно… — прокралась осторожная мысль. — Завтра пятница. Потом выходные. Сходить надо будет куда-нибудь».
Он снова улегся в кровать. Однако беспокойство, что нахально поселилось с ним рядом, заснуть не давало.
Стараясь унять внутренний диалог, Хейти вдруг подумал о своих голосах.
Когда они появились, сказать было трудно. Складывалось ощущение, что он всегда жил с ними и эти несколько характеров были постоянными и верными друзьями. Иногда они, как подобает нормальным друзьям, даже ссорились и поднимали галдеж. Впрочем, это никогда не случалось в критические минуты. Когда на кон была поставлена жизнь или просто момент был ответственным, голоса Хейти сплачивались.
Смутно он помнил, что впервые голоса помогли ему лет в пять. Когда он, зареванный, расцарапанный и несчастный, вдруг понял, что заблудился в лесу. В то время он жил на хуторе у дедушки Януса, в южной Эстонии, где леса, не в пример северным, густые и незаселенные. Тогда в Эстонии насчитывалось всего полтора миллиона человек, основная масса которых расположилась в Таллине и его окрестностях, а также в нескольких крупных городах. На всю остальную территорию приходилось менее семисот тысяч человек, проживавших в маленьких городках, которые по российским масштабам и за деревню бы не приняли, и на хуторах. Так что заблудиться, да еще маленькому мальчику, было раз плюнуть…
И кажется, именно тогда, хотя сам Хейти был в этом не уверен, в голове раздался успокаивающий и слегка ворчливый голос.
Хейти даже помнил слова, сказанные этим голосом тогда.
— Смотри, малыш, — сказал Ворчун. — Муравейник.
И страшные тени сумеречного елового леса вдруг стали самыми обычными плоскими и неопасными тенями. Потому что голос в голове был похож на голос дедушки Януса. А с ним страшно не бывает.